Современная чехословацкая повесть. 70-е годы

Рафай Мирослав

— В шесть, — отрывисто бросил сторож. — А вы кто такие?

— Дорожники мы, — объяснил Обадал.

— Не наберется ли у вас свободных людей? — добавил я.

— Сколько у нас людей, вам дела нет. Приезжайте в шесть.

Мы залезли в кабину.

— Домой! — скомандовал я. — Здорово получилось. И людей не достали, и отдых кошке под хвост. Все дрыхнут, а утром поднимут вой, как это так, автобусы не ходят!

— Стоял там у них садовый тракторишко.

— Послал бы я их расчищать этим тракторишком дорогу в Дроздов!

Мы были удручены.

А снегопад продолжался, с неба валили кучи снега. До чего хотелось хоть ненадолго почувствовать под ногами твердую землю! Чтоб сугробы растаяли, разлились водой… Мы переехали несколько луж, засыпанных снегом. Хрустнул под колесами лед, грузовик качнуло.

Выехали на освещенную улицу, которая, взобравшись на гребень холма, вливалась в шоссе на Гельтинов. По этому шоссе мы вчера сюда приехали. Вид улицы был вполне мирным. Навстречу нам приближалась «татра» со стругом. Дальний свет ее фар пронзал темноту, бешеные вихри иголочек-льдинок освещались теперь с двух сторон.

— Куда прешь, гад! — высунулся из окна Бальцар. — Чего маячок не включил?!

Его не расслышали. Обадал выскочил, подбежал к встречной «татре», замахал мне, показывая на ее кабину.

Наши фары осветили сидевших в ней. Все мышцы моего тела напряглись.

— Вылезай! — скомандовал я, рванув дверцу. — Кто за рулем? Холиш? Вылезай. Иди сюда. Хорошо, что приехал. Ты нам нужен. Кто у тебя напарником? Да вылезай же!

Павличека я узнал издали. И еще раз крикнул, чтоб вылезал. А ему не хотелось. На нем был новый меховой комбинезон — мы закупили их для рабочих на трассе, — а на голове плоская в красную клеточку шапочка, в которой он ходит на службу. Приехал он, естественно, отнюдь не в роли напарника. Его прислала выяснить ситуацию и смотаться обратно.

В конце концов Павличек спрыгнул с нижней ступеньки коротенькой железной лесенки.

— Я не напарник! Я должен проверить, как идут дела, да присмотреть, чтоб Рудную как можно скорее связали с миром. Напарника у Холиша нет, вы должны дать ему своего.

Мы дружно расхохотались. Павличек не понимал отчего. Но тоже засмеялся, хотя взгляд его остался настороженным.

— Что ты еще должен делать? — спросил я. — Выкладывай уж сразу!

— Это все. Разве мало?

Нет, того, что я услышал, хватало с избытком.

— Прямо анекдот: нам люди нужны к машинам и лопатам, а присылают проверяльщика в кепочке!

Павличек посмотрел на меня с нахальной иронией.

— Между прочим, это тоже нужно!

— Что нужно? Проверять да присматривать? Знаешь что? Собирай-ка манатки да чеши отсюда. Чтоб духу твоего не было! Нам надсмотрщики не нужны. Проваливай!

— У меня письменное распоряжение, товарищ Зборжил! — трусливо выкрикнул он.

— Ни черта у тебя нет. Нашли кого посылать! Да если б и была при тебе какая бумага — все равно от ворот поворот! Обратная дорога отлично расчищена. Понял, нет?

Мы съезжали под гору. В одном месте угодили под такой снежный шквал, что ветровое стекло задребезжало и моментально обледенело. Только слева,

в самой верхней части, осталась узенькая щелочка, и Бальцару пришлось здорово вытягивать шею, чтоб хоть как-то видеть дорогу.

В голове у меня будто молотки стучали. Необходимо было выпить кофе. «Красная роза» на углу площади еще не погасила огни.

— Есть у тебя кофе?

Обадал кивнул. Илона вызвалась его приготовить.

У меня слюнки потекли. Я только и мечтал теперь, что о тесной клетушке на участке, и заранее соображал, в какую чашку попрошу налить себе кофе. В самую большую! И людей надо напоить кофе. И придумать что-то такое еще, чтоб взбодрить их.

— Есть у кого-нибудь карты? — спросил я.

Ни у кого не было. Обадал вызвался смотаться за ними домой, но для этого ему нужна машина на полчасика. Он жил в хорошеньком коттедже под Бродом, в двух километрах по дороге к Дроздову. Я отказал. Машины у меня — исключительно для Рудной.

Холиш на своем грузовике громыхал за нами. Наша «татра» бросала перед собой и свет фар, и тень. Холиш нужен мне, как соль. Павличек явился, конечно, неспроста. Выгнать его нельзя. Его Смолин прислал. Директор прямо трясется оттого, что мы опаздываем. Ему надо застраховаться.

День сегодня был неудачный. Дороги пробивают новые люди. Доберемся до участка — узнаю, далеко ли продвинулись. А население Брода, сдается, вымерло. Придется самим разбрасывать глубокие завалы. Значит, опять задержка. Не ручаюсь и за завтрашний день. Но мы сделаем все, чтоб поскорее пробиться до рудненской площади. Правда, я опасался, что люди у меня свалятся от усталости. Оранжевые дорожники! Если придерживаться трудового законодательства, всем им с завтрашнего утра полагается двухнедельный отгул…

Люди вышли на работу, а домой уже не попали.

Когда мы проезжали через площадь, там как раз грузили в трехтонку смесь. Бальцар затормозил возле куч. Я так поспешно бросился к погрузчику, что даже упал. Шофер трехтонки стоял у кабины, курил, пряча сигарету в ладони.

— Сколько берешь?

— Полную.

Значит, три тонны. Этого хватит, чтобы посыпать шестьсот метров дороги.

— Продвинулись хоть немного?

— Есть малость.

— А ну выкладывай, что знаешь.

— Метров триста прошли. Все. Поехали!

Обе «татры» двинулись дальше. Появилась надежда, что к утру нам все-таки удастся достичь Рудной. К утру! Ради этого я бы согласился даже на то, чтоб все заслуги приписали Павличеку!

В конторе я бросился к телефону — передать в Дроздов сведения. Сказал им все, велел записать сообщение слово в слово — и навалилась на меня безмерная усталость. Я выпил кофе, самочувствие не улучшилось. Тогда я нахлобучил шапку и вернулся на площадь. Как раз успел: трехтонка отправлялась на трассу…

Вернулся я с этих завалов только к полуночи. Снег сыпал беспрестанно, хотя ветер поутих. Зедник все время шел впереди, словно состязался с кем-то. Сменить его было некому. Только он и умел в случае чего наладить фрезу.