Современная чехословацкая повесть. 70-е годы
Шрифт:
Топот в коридоре мешал мне. Мужские голоса спорили о чем-то, перекрикивая друг друга. Я не мог понять, что там делает Илона. Вдруг пришло в голову — может, она опять звонила мне домой, дозвонилась и устроила сцену. А Бальцар, наверное, приревновал и устроил ей ответную.
Запахло едой. Я встал, выглянул в коридор. Там все еще толпились рабочие. Рывком распахнулась дверь конторы, в коридор вышел Обадал. Заметив меня, он так и онемел. Мы не виделись несколько часов. Лицо у него посвежело. Быть может, и впрямь поспал. Побрился
Он подошел ко мне.
— Ты спал? — спросил я.
Он смотрел на меня, не понимая. Я с трудом ворочал языком, морщил лоб.
— Спал ты, спрашиваю?
— Немножко, — быстро ответил он и потащил меня в контору.
Худа набилось человек десять мужчин и еще Илона, Анка Пстругова и уборщица. У стола сидел молодой человек в ушанке, какие носят крестьяне. Завязки шапки болтались у него над ушами. Он поднял глаза. В их читалась мольба, и они не отрывались от меня. Под расстегнутым пальто на парне был пиджак, под ним синий свитер. Воротник рубашки выбился поверх пальто.
Илона сидела напротив него. Дверь у меня за спиной все время то открывали, то закрывали. Кто-то поставил передо мной тарелку с едой. Я проглотил все, не разобрав вкуса. Люди молча смотрели, как жадно я ем. Вид у меня наверняка был ужасный. Щетина на лице, слипшиеся волосы, опухшие глаза, потрескавшиеся губы. Я не мог избавиться от запаха пыли. От меня разило потом.
Постепенно я оживал. По мере того как я ел, пропадало желание закрыть глаза. Я насторожился. Видимо, что-то случилось. Я ждал — кто первый заговорит.
Обадал закрыл окно. А я и не заметил, что оно было открыто. Сутулая уборщица подала мне кофе в пол-литровой кружке. Кофе был сладкий до приторности.
За спинами рабочих маячил Павличек. Он все время исподтишка наблюдал за мной. Но ведь он должен быть на трассе! Стало быть, вернулся — по всей вероятности, не без причины. Я связал возбужденный тон Илоны с его возвращением украдкой от меня и обозлился.
Обадал видел, как я меняюсь в лице. Я покраснел. Все, конечно, поняли, что я злюсь. Плода покачала головой.
— Вот Личка пришел… — начал Обадал.
Под незнакомым парнем скрипнул стул.
Я отпил кофе, не спуская глаз с Павличека. Тот отвел взгляд. Он топтался сзади, у стены, закрывая собой один из Обадаловых дипломов. Достал стоял подбоченившись. Пстругова выжидательно смотрела на меня. Бальцар ждал, что будет дальше. Лицо его, как всегда, выражало насмешку. В эту минуту у меня появилось чувство, что я должен сделать нечто такое, что не обмануло бы надежду этих людей.
— Личка пришел на лыжах из Сосновой, — сказала Илона.
У нее подергивалось лицо, она хотела сказать еще что-то.
Откинувшись на спинку стула, я заглянул ей в глаза. Теплый свитер чудесно согревал меня. Хотелось помочь всем этим окружавшим меня людям. Я чувствовал: настал момент, когда надо протянуть кому-то руку помощи.
Павличек наблюдал за мной из-за спин рабочих
— А ты что здесь делаешь? — спросил я его. — Тебе велено быть со стругами, так?
— Парень из Сосновой пришел, — повторил Бальцар слова Илоны, показывая на незнакомого молодого человека.
— А мне надо было на почту, — ответил Павличек, моргая с присущим ему добродушным видом.
На это добродушие ловилось множество людей.
— Зачем? Ждешь письма до востребования?
— Позвонить.
Обадал вздохнул. Хотел было вмешаться, но я поднял руку.
— Ты мог звонить отсюда.
— Не мог, — тоном превосходства ответил Павличек.
— Почему?
— Секретный разговор.
Это меня поразило. Я встал. Кажется, я понял, почему он ходил звонить с почты. И кому. Ведь здесь разговор слышали бы многие!
— Директор в управлении? — спросил я.
Он ждал этого вопроса. Переступил с ноги на ногу и с тем же добродушным видом ответил:
— Да.
— Так. Стало быть, ты звонил ему. А теперь ты ему позвонишь еще раз и скажешь, что утром Национальный комитет даст нам людей и мы пошлем их на тот глубокий увал перед Рудной и что руководить ими будешь лично ты.
Что он ответит? Примет это распоряжение или откажется?
— И весь день оттуда не двинешься! — вдруг заорал я. — Чтоб нам скорей до Рудной добраться, понял?! А ты кто такой? — обернулся я к незнакомому парню — не мог вспомнить, назвали мне его фамилию или нет. На Павличека я больше не смотрел. Как ни странно, он остался на месте.
Илона встала, подошла ко мне.
— Как ты сюда попал? — спросил я незнакомца.
Тот немного передохнул. Перед ним стояла чашка с остатками кофе.
Это был один из тех молодых людей, которые выглядят беззащитными. Залысины на лбу, веснушки. Редкие зубы и узкий длинный рот. Рыжеватые брови, невыразительное лицо. По виду — человек добрый, работящий и честный.
— Я на лыжах дошел. Помощи прошу. Жена у меня собралась рожать. — И он смущенно улыбнулся.
Илона наблюдала за мной. Отошла немного. В ее глазах была просьба. Я быстро оглядел всех. Обадал растерян. Не знает, на чью сторону встать. И смотрит с любопытством.
— Вы должны мне помочь, — спокойно и устало добавил Личка.
— Помощь ему нужна, как соль, — заявила Илона.
— Да, — ответил я. — Нам всем нужна помощь.
— Срок-то Аничке только в марте. Но разве тут прикажешь? Началось вдруг… — усталым голосом проговорил парень.
— Говори уж все, — с каким-то отчаянием попросила его Илона.
— Схватки начались около полудня. Сбежались бабы. Все с советами, а помочь ни одна не может. Доктора не вызовешь. В больницу ее надо, — тяжело выговорил он. — А доктор еще раньше сказал — двойня. — Он просительно посмотрел на меня и покачал головой. — Пан начальник. Очень вас прошу.