Современная чехословацкая повесть. 70-е годы
Шрифт:
С этими словами он порылся в кармане пальто и, вытащив бутылку сливовицы, протянул мне.
Каким-то образом бутылка очутилась у меня в руках. Пузатая литровая бутылка. И с нею он маялся на лыжах от самой Сосновой, чтобы спасти жену!
Люди смотрели удивленно.
— Возьми-ка ее обратно. — Я поставил бутылку на стол.
— Для вас захватил. Или для Обадала. Все равно.
— Нет, спасибо. Бери, вот она.
— Оставь ее здесь, — сказала Илона.
Пстругова
— Выпьем за здоровье двойняшек, когда они появятся на свет. Оставь нам бутылку.
— Как же решим-то? — спросил Обадал.
— Вовремя же ты явился, — говорю Личке. — Отсюда до поворота на Сосновую сто метров. Н-да. И от поворота до вас — два километра в гору, дорога узкая, глубокая, стиснута косогорами, да еще снегом завалена…
Настроение упало. Люди были полны ожидания.
— Кто-нибудь видел дорогу к Сосновой? — спросил я.
Никто не видел. Она была, но вроде бы ее и нет. Метель сровняла ее с откосами, образовав ровную белую плоскость с торчащими там и сям верхушками фруктовых деревьев.
Все молчали. Наконец Обадал нарушил тишину:
— Так что скажете, товарищ начальник?
— Дело трудное, Обадал, — услышал я собственный голос. — И хуже всего будет после поворота.
Гробовая тишина, Илона не сводила с меня глаз.
— Продолжай, Йозеф, — тихо проговорила она.
Бальцар вроде бы и не слышал. Он только смотрел на меня, немного набычившись. Достал даже рот открыл от напряжения. Пстругова взволнованно дышала.
— Так как? — опять заговорил Обадал. — Поможем?
— В крайнем случае ее можно отвезти в Брод на санях, — высказался Павличек.
Я так и вскипел.
— Ты молчи! Вообще ты должен являться сюда, только чтоб отдохнуть. Где это видано — тащить роженицу на санях по четырехметровым сугробам! — Я уже кричал.
— Заткнитесь, Павличек, — подхватил и Достал. — Ладно?
— Жаль, не остался ты со стругами до конца, узнал бы хоть, что такое настоящая работа! Отлыниваешь, как можешь…
— Об этом я с вами разговаривать не желаю, — возразил он.
— А будешь! — взревел я. — Здесь все разговаривают именно со мной! А кто не желает — пускай убирается. И ты тоже. Слышал?
— Случай исключительный… — Павличек кивнул на Личку.
— Не поспать ли тебе? — перебил я. — Там кровати и печка топится!
— Очень неприятно, — продолжал Павличек, — но мы не можем ему помочь. По плану зимних работ мы не посылаем струги на дорогу к Сосновой. Тамошний кооператив приобрел «сталинец». А план составлял товарищ Зборжил.
— Ну ты даешь, — сказал я.
— Это верно? — не поверила Илона.
— Ты трагический актер, Павличек, —
— Верно, — ответил Илоне Обадал.
— А, черт!.. — сорвалось у Бальцара.
Кто-то открыл дверь. В конторе было как в коптильне. За дверью, в коридоре, стояли еще люди, напряженно прислушивались к разговору.
— Придержи язык, Павличек, — говорю. — Молчи, не то как бы я не спустил тебя с лестницы, не затолкал бы стругом в самый глубокий сугроб по дороге к Сосновой!
— Значит, беремся? — поспешно спросил Обадал.
— Погоди еще минутку, — сказал я. — Действительно, по договору дорогу там должен расчищать кооператив своим «сталинцем». Когда я этот договор подписывал, не мог же я знать, какая начнется катавасия. Что там со «сталинцем»-то? — обратился я к Личке.
Тот вскочил, отстранил Илону и, обдавая меня чистым дыханием, ответил:
— На кооператив не надейтесь, пан Зборжил. Они-то старались… Застряли, теперь ни туда ни сюда. Пан Зборжил, жена у меня может умереть!
— Не бойся, — успокоил его я. — Ты, Личка, еще не видал настоящего аврала у дорожников!
— Нельзя! — пролаял голос из-за спин.
— Повторяю, Павличек, там чистая постель и комната натоплена! К вашим услугам!
— Да ведь я вас же защищаю! — со злостью возразил он. — Поймите же, бога ради, мы давно должны быть в Рудной!
— Ты что-то сказал?
— А мы и до Рудной доедем, — твердо заявила Анка.
— В Рудной!.. — не слушая, выкрикнул Павличек.
— Может, перестанешь? — с угрозой сказал я.
— Ступайте, Павличек, — проговорила Илона. — Чешите отсюда!
Павличек не двинулся. Илона стиснула зубы.
— Уйдите!
— Ну, достаньте где-нибудь бульдозер и пошлите в Сосновую. — Павличек не сдавался, даже вперед вышел. — Разве так нельзя?
— Ты меня смешишь, — сказал я.
— Смешу?! — вытаращился он.
— Не визжи.
— Все можно устроить! — твердил Павличек, однако сам и пальцем для дела не пошевельнул.
— Можно, только — как и когда. Тут каждая секунда на счету.
— Значит, нет?
— Коли ты такой умный, вот и доставай бульдозер, — возразил я. — Да с водителем, да мигом, да чтоб вчера было!
— Все будет в порядке, — настаивал он.
— Слушай, скройся наконец.
— Мы не благотворительное общество!
— Говоришь, как дурак.
— Нет, это вы…
— Вон! — заорал я. — Пошел вон, или я так тебя измолочу, что на карачках поползешь!
Люди у двери расступились. Мы ждали. Лысонек сгреб Павличека, завернул ему руки за спину и вытолкал за дверь.