Современная чехословацкая повесть. 70-е годы
Шрифт:
Колман, разумеется, оскорбился.
— Хватил тоже! — возмущенно фыркнул он.
— Приди. Я тебя с удовольствием познакомлю, — добавил я медово и повесил трубку.
Ладена стояла поодаль, слабо улыбаясь. Потом обернулась, протянула мне портфель и медленно сошла на тротуар.
Там она мне сказала:
— Очень ты зычно говоришь по телефону, Алеш!
Я остановился.
Она слышала разговор. Это меня несколько огорошило.
Не могла подождать у вешалки!..
Вместо извинения я поднял воротник дубленки и сказал:
— Что у тебя там за дела, на почте?
Ладена залилась смехом — он в первую минуту показался мне приятным. Потом
— А вдруг мне уже не на что выпить и чашки кофе и я хочу забрать почтовый перевод? Вдруг я хочу быть независимой? Может, я не привыкла, чтобы мне покупали бифштексы по-татарски!
— Верно, — ответил я, но понимал, что, как я ни стараюсь удержать беседу на привычном уровне студенческого трепа, Ладена неумолимо уходит куда-то в другую плоскость.
Я поднял глаза. Ладена не могла не улыбнуться, но и тогда в лице ее осталось что-то гордое и сдержанное, мешавшее мне быть самим собой.
— Ну человек! — сказал я, стараясь ухватить ее за руку, опущенную в карман светлого пальто. — Но все равно я жутко хочу есть!..
2
Это был, в сущности, запрещенный удар, и Колману я его не забуду. Сотрудник Национального комитета, типичный персонаж новелл Полачека[4], смотрел на нас через очки, и глаза его говорили: «Тут вам не цирк, товарищи граждане, тут — государственное учреждение!» — а голос объявил, что заявление можно подать в любое время, но надлежащим образом разборчиво заполненное и с приложением необходимых документов.
Дело было ясное, но требовалось доказать, что Колман не сыграл со мною злой шутки и поджидает меня здесь со всей компанией. Обед, правда, затянулся, трамвай полз еле-еле, было уж двадцать минут третьего, но ради такого случая могли бы и подождать.
— Четверо моих коллег тоже женятся, мы тут условились о встрече…
— А я их выгнал!..
У меня перехватило дух.
Человек в пиджачке забарабанил пальцами по столу. Потом взорвался.
— Вы что себе думаете? — трахнул он кулаком по недоеденному рогалику с тертым сыром. — Извольте объяснить!
— Я ничего не знаю, — заверил я его.
Человек не стал меня слушать. Он был взбешен, что расплющил свой завтрак. Выдвинул ящик, где у него лежало кухонное полотенце, и стал кричать:
— Ходят тут, понимаете, с транзисторами, горланят, не знают толком, у кого какая невеста. Как это я должен понимать?!
Он смолк и облизнул языком губы. Наверно, окончательно дошел. Очки сползали у него с носа.
Ладена взяла меня за рукав. Я чувствовал, что она тянет к выходу. Но надо было все же разобраться…
— Пожалуйста, простите, — произнес я с самым сокрушенным видом. — Какая неуместная развязность! Они достойны всяческого порицания.
Он молча облизнул языком губы. Наверно, почуял запах сыра.
Я продолжал самым миролюбивым топом:
— Но бланки заявлений они взяли?
— Взяли, как это ни прискорбно!
— Ну, завтра будем подавать.
Он не ответил.
Только, когда Ладена у дверей сказала «до свидания», пробурчал:
— И помните, что это стоит денег… Двести пятьдесят крон, помимо зала.
Он поднял руки, чтобы оглядеть сырные пятна. Из широких лоснящихся рукавов высунулись запачканные манжеты. А у меня в этот момент было глупейшее ощущение, что эти старческие руки нас благословили.
Всю дорогу мы ржали и успокоились только в трамвае. Хотели сесть, но было некуда.
Запыхавшаяся Ладена прислонилась к моему плечу. И показалось таким
То, что касалось самого пари, она приняла за обедом с потрясающим спокойствием. Только спросила, кто с кем его держит, и сказала: «Передай, пожалуйста, перец. Люблю все острое». И набила рот булкой.
Когда она еще ела бифштекс, я ей сказал, кто такой Ченек Колман. Что у него красивая морда, и не более (это было не совсем так: Колман с первого курса получал повышенную стипендию), и что девчонки всего факультета за ним бегают. Это как раз так и было. Только из-за Колмана одна наша девчонка — Итка Пражакова — придумала целую игру. В нашей компании было шестнадцать человек. Десять девчонок и шесть ребят. Все приняли условия игры, а неучаствующие согласились поставить пять бутылок в пользу тех, кто публично объявит о своей помолвке и ради хохмы женится. А потом через сорок восемь часов разведется. Это, правда, не входило в условия пари, но разумелось само собой, поскольку никаких серьезных отношений ни у кого из наших факультетских ни с кем не было. И что партнера надо выбирать только из нашей компании, тоже никто не сказал. Но сама Итка это себе иначе не представляла. Ждала, что именно из-за нее передерутся все наши ребята, и главное, ждала, что ей сделает предложение Ченька Колман. Потом я рассказал Ладене, что участвовать согласились только Милош Скалка и Колман. Плюс все девчонки. Милош выбрал в партнерши Олину Навратилову, Колман — Наташу Зитек, жестоко обманув все ожидания Пражаковой. И сразу пошли разговорчики. Что, мол, Олина с Милошем и без того тайком встречались. Забавно, что Олина и не думала этого отрицать. Но больше всего бесновалась Итка. Она стала то и дело подкалывать Колмана — что у него нет своих мыслей и он как попка повторяет только, что услышит, а если есть у него что-нибудь свое, так это — одни жиденькие усики под носом… Не знаю, что наехало на Итку. Втюрилась, что ли, по уши? И недурная из себя девчонка. Честно. Вполне красивая. Уж этого у нее не отнимешь. Мне ее даже было жаль…
— И если бы она сказала: «Приходи к нам, Алеш, наряжать со мной рождественскую елочку», ты бы сейчас же побежал?
Ладена зорко посмотрела на меня.
— Говори, побежал бы?
— Тонкая мысль сия принадлежит тебе. Итке она не приходила в голову. Именно это ты хотела от меня услышать?
— Допустим. А что здесь такого?..
— Тебе бы вот я нарядил такую елочку. И положил бы под нее платочки. Должен предупредить, что я до смерти не люблю дарить таким сопливеньким девчонкам что-нибудь, кроме носовых платков.
— Жадный! — сказала Ладена.
И, улыбнувшись, добавила:
— Учту!..
— И вот еще, — не дал я сбить себя с курса, — свадьба должна произойти в течение двух недель. И в Нуслях. Колман так решил, не знаю почему. Наверно, у него там знакомые.
Мы немного помолчали.
— Ладена, — сказал я.
— М-м?
— Ты еще «за»?
Она только кивнула, а потом спросила:
— А бутылка будет?
— Не сердишься?
Вместо ответа она объявила:
— Выигрыш пополам!