Современная датская новелла
Шрифт:
— Ну, теперь-то было бы иначе.
— Иначе?
— Если будет новая война, так немного надействуешь.
— Ты разумеешь атомное оружие и тому подобное?
— Да. Или ты думаешь, что от твоего ружья будет великая польза?
— Ну, пускай! Я, впрочем, тогда же потерял его. Кто-то стянул. Досадно, конечно. Но вот что я тебе скажу. Я думал, как и ты, — в наше время все это стало бесполезно. Знаешь, что я думал? Слава богу, что у меня нет сына. Да, потому что, милый ты мой, тебя у меня больше нет. Десять лет ты не желал меня видеть. Мне хотелось бы иметь еще детей, думалось, конечно, что кое-что тогда можно было бы изменить и поправить, но детей у
Он замолкает, а мне нечего отвечать.
— Я думал, — продолжает он, — как бы я сумел научить сына различать правду и кривду в мире, где людям не остается ни искорки надежды, где ни вера, ни ружья не могут ничего поделать.
— Не могут, ты прав, то же самое и я думал, — говорю я, и мне приходит в голову, что потому-то я и пришел. Я нутром чувствовал, что настало время, когда он сам признает, как не нужно было все, что нас разлучило. — Мы ведь все равно ничего не сможем поделать.
— Ну, нет! — насмешливо прерывает он меня. — Я был не прав. Ни в малейшей степени. Именно сегодняшний вечер показал мне, как глубоко я был не прав, думая таким образом. И не найди я в себе сил на другое, это просто значило бы, что я так же мало понял в том времени, как и ты, раз ты вообще считаешь возможным сравнивать мои и дедовы поступки. Человек всегда способен внести какой-то вклад, если только захочет. Самое мерзкое — это сидеть сложа руки и сдаваться сильнейшему. Даже если нам грозят, что заставят ученых уничтожить нас всех с помощью нескольких формул. Чем больше угроза, тем больше объединяемся мы в борьбе. Так было тогда, так, надо думать, будет и вновь. Я должен был бы научить тебя этому заблаговременно, тогда мы не стояли бы с тобой друг против друга, как чужие.
Тут мы слышим, как поворачивается ключ в двери, и оба невольно встаем.
Она проворно входит в комнату. Молодая, нарядная, и приносит с собой дыхание свежего ветра. Отец смотрит на часы.
— Поздно уже, — говорит он. — Ты могла бы по крайней мере позвонить.
Я, кажется, узнаю этот тон, тон, которым давным-давно говорила мама, когда подолгу ждала его.
— По-моему, я не обязана давать отчет, — отвечает она бойко.
Он указывает на меня.
— Это мой сын.
— Твой сын?
— Да! — И он оборачивается ко мне. — Моей супруге кажется, что я старый. А ты — наглядное подтверждение.
Это сказано в шутку, но в словах я ощущаю оттенок боли и впервые за этот долгий вечер чувствую нечто похожее на симпатию к отцу. Однако он тут же смеется презрительно, словно читает мои мысли и решительно их отвергает.
— Только напрасно вы за меня решаете, — говорит он, и в тоне его опять слышится издевка. — Вовсе я не старый. Помоложе некоторых.
— Конечно, нет. — Ее голос так же загадочен, как улыбка. — Ты не старый.
Ханс Люнгбю Йепсен
Черный дрозд
Перевод Л. Горлиной
На улице солнечные лучи косо падают на мостовую, внутри столы и скамейки прячутся в мрачных сумерках. Дверь распахнута навстречу мягкому летнему вечеру, из садов доносится пение птиц. Мужчины, сидящие в трактире за столиками, пьют водку, пиво и негромко беседуют. Говорить почти не о чем. День тянется медленно, события его подытожить недолго: несколько городских сплетен да слухи из большого
Неожиданно в трактир заходит незнакомец и садится на скамью возле стены. Он заказывает кружку пива и водку. Негромкая беседа почти стихает, мужчины украдкой поглядывают на пришельца, отмечая про себя каждую мелочь. На плечах тонкий слой пыли, костюм поношен и покрой его характерен для южной части страны, по сапогам видно, что незнакомец прошел много миль. Вскоре удается втянуть его в разговор, но он не из болтливых, цедит неохотно слово за словом, к таким мужчины обычно быстро теряют интерес. Этого мало, чтобы поддерживать беседу. Однако незнакомец чем-то приковывает их внимание, разжигает любопытство. Есть в нем что-то загадочное, какая-то странность, может быть, тайна. Его подчеркнутая неразговорчивость вызывает раздражение. И почему он сидит, засунув правую руку под куртку, будто держится за сердце? Может, он прокаженный или прячет обрубок руки? Кружку он держит левой рукой, и видно, что ему это привычно.
Надо выяснить, в чем дело. Это важнее, чем все мировые проблемы, которые вообще-то довольно тревожны и запутанны; господи помилуй, это гораздо важнее, чем все местные сплетни, — ну что же такое прячет он у себя под курткой?
Плут он, этот незнакомец, он разгадал их мысли. Куртка оттопыривается как раз в том месте, где находится рука, но никто ничего не спрашивает. Да и с чего это он станет отвечать на их вопросы? Он ждет и потягивает пиво. Пиво — продукт местного трактира, оно не отличается ни вкусом, ни крепостью, и если незнакомец прибыл с юга, он должен был привыкнуть к лучшему пиву, однако по нему этого не скажешь. А может, его жажда одолела? Незнакомец высок и худ, темные волосы вьются над высоким лбом, карие глаза сидят глубоко, кожа задубилась от ветра и солнца. Нос у него крупный, с горбинкой, плечи угловатые, левая рука мосластая и сильная. Одет он, как ремесленник, и видно, что он много прошел, во всяком случае каблуки у сапог сбиты.
Они угощают его пивом и водкой, обычно это развязывает язык. Но нет, он дружелюбно улыбается и болтает о погоде, об урожае, о болезнях. Они люди вежливые, эти завсегдатаи трактира, местные жители, к тому же они ютландцы. Кроме Хенрика, который и не вежлив и не ютландец. Хенрик — зеландец, работает помощником мясника, он невоздержан на язык и в обращении с девушками, первый драчун в городе, и, главное, он еще ни разу не промазал, нанося удар по темени быку или волу. Здесь его уважают.
Наконец он решает — довольно!
— Скажи, что ты прячешь под курткой?
С десяток мужчин собираются полукругом возле стола незнакомца, и, когда тот вытаскивает правую руку, они понимают, что у них будет о чем поговорить в ближайшие дни. В руке он держит птицу, черного дрозда. Им видны только голова и хвост. Незнакомец разжимает ладонь, дрозд стоит на столе и расправляет перышки. Потом стучит клювом о стол — быстрые, уверенные удары, тайный знак. Незнакомец разговаривает с дроздом низким глуховатым голосом, слегка растягивая слова:
— Ну что, проголодался? Вижу, вижу.
Он шарит в кармане куртки и достает зерно, дрозд снова стучит по столу, незнакомец на ладони подносит ему зерно. Дрозд быстро и жадно клюет, вот он насытился.
Дайте немного воды в блюдце, — просит незнакомец.
Хозяин подает воду, точно перед ним знатный гость, и дрозд пьет. Незнакомец отодвигает блюдце, дрозд все время стоит на одном и том же месте, он медленно вертит головкой, будто разглядывает лица, окружившие стол.
— Он тебя знает?