Современная дРама
Шрифт:
Тик-так… Тик-так…
Часов в квартире не было, но мой внутренний циферблат двигал секундную стрелку, она толкала взашей минутную. И минут этих набралось порядка двадцати. В молчании. В полумраке квартиры.
Вася был прав. Я придумала себе модель отношений. И обижалась именно из-за того, что ошиблась. Или не ошиблась? Или я выдаю желаемое за действительное? Вдруг мне так отчаянно осточертело быть одной в такой же мутной тишине своей квартиры, в прожжённом одиночестве, что как только у меня на горизонте появился более менее адекватный мужской персонаж, я воздвигла его на алтарь своей симпатии. Вдруг мы действительно просто друзья? Не самые близкие, но все же… Тогда вдвойне непонятно, что было в Ялте. Он же прямым текстом говорил
— Обижаешься? — хриплый голос заставил вздрогнуть и вернуться в реальность. Вася сидел почти напротив меня, сложив руки на груди.
— Ты счастлив? — все же повторила свой вопрос, лишь бы не возвращаться к скользкой теме наших взаимоотношений. Ну ещё и из мстительности. Ему не нравился этот разговор ровно настолько же, насколько мне его отповедь.
— Не знаю, Алис… — он пересел рядом со мной, опираясь на спинку кровати спиной. Так я понимаю он избегал смотреть в глаза. — Вот смотри, бывает, что синица у тебя в руках, а ты все прыгаешь за журавлем. И через десятки лет вот он журавль в ладонях и ты просто не знаешь какого черта так дёргался. Яиц он не несёт, пользы от него никакой, одна морока: накорми, обустрой, смотри, чтобы не нажрался штукатурки. Но зато он у тебя есть… Так и я. Дёргался, дёргался, а сейчас сижу такой и думаю и на кой оно мне? Да, какую-то часть счастья я чувствую, но так отдалённо…
Этажом ниже кто-то включил музыку. Не привычное тыц-тыц, а Чайковского «Времена года». Обстановка стала ламповой.
— А потом вдруг понимаешь, — продолжил писатель, — это не все вокруг виновато, что ты не счастлив. Это внутри тебя беда. Ты все ждёшь какого-то необъятного, масштабного счастья, чтобы крышу сорвало, ноги заплетались, а дождаться не можешь. Каждый шаг на встречу не радует, потому что там где-то твоя мечта и вот, когда ты дойдёшь до неё, тогда-да. А сейчас это всего лишь ступеньки. Но фишка в том, что эти ступени, они тоже счастье и в погоне за мечтой ты не замечаешь этого. И две беды у тебя: большая мечта, которая даже, если придёт, уже не заставит улыбнуться, потому что ты просто устанешь в дороге и вторая- не счастье по пути. Ты не умеешь радоваться маленьким победам, тебя не улыбает солнце в середине апреля, как июньское, ты психуешь, что проснулся раньше будильника и не доспал, зато увидел рассвет…
Вот в этом мы с Васей и отличаемся. Я не имею большой мечты, поэтому радуюсь всякому дерьму: о! мороженко с манго, отпуск заграницей, Ириска нагадила прямо на пелёнку, а не возле. И мне всегда казалось, что это я, как слабоумная попискиваю по любому поводу, а на деле оказывается с грузом большой мечты жить сложнее.
— Поэтому, Алис, — Вася посмотрел в упор, — я и не знаю счастлив ли. Наверное да. Может на три четвёртых. А может, наполовину. Хотя какая к чертям разница? Понимаешь, я ведь даже не уверен, будет ли рада моя ба. Я как мечтал: вот куплю ее квартиру, приведу ее, она посмотрит и такая скажет: «Васенька, мальчик мой, ты все смог…». А сейчас я думаю, что она может расплакаться и сказать, на кой черт ты купил эту древность, мог же новостройку взять, тоже в центре, чего ты прошлом-то живешь?
— Уверена, она будет рада за тебя, — я протянула свою руку и накрыла его ладонь, сжала. Он покачал головой.
— С чего ты взяла?
— Вряд ли она хуже меня. А я, заметь не сильно человеколюбивая личность, чтобы радоваться за других. На за тебя- рада.
— Ты слишком строго к себе, Алис, — не согласился писатель, несмело сжимая мои пальцы.
— Как и ты, Вась…
Мне отчаянно захотелось узнать у него, а точно ли он верит, что между нами просто дружба. Наверно, потому что я сама не могла себе ответить на этот вопрос. И чтобы подтвердить свои выводы, я разжала руку, скользнула пальцами к его лицу, провела по щеке, словив его взгляд в темноте комнаты и приблизившись на расстоянии выдоха,
— С новосельем, Вась…
Несмелое касание губ, хриплый вздох, судорожный выдох, аромат земляночного вина на кончике языка и тёплый ответный поцелуй…
Глава 19
Всегда есть тот, кто разрушит сказку. В моем случае, волшебство сонного утра разбил вдребезги Вася. Он носился по квартире в поисках вещей и куда-то собирался. Взошедшее солнце аляповато билось в огромные окна, преломлялось, и по полу рассеивались его блики, как из-под кисти абстракциониста картина пасторали всего сущего.
Я привстала на локте, прижимая к себе одеяло, сонно щурясь, пыталась разглядеть, что потерял писатель в одной из спален. Следом за ним в коридор, развиваясь, как пиратский стяг, выпорхнула белая рубашка.
— Что ты делаешь? — одеяло никак не хотело прикрывать оголеннную грудь, поэтому я зажала его подмышками.
— На работу опаздываю, — чуть ли не рявкнул Спиридонов из ванной. Я поджала губы.
В моей жизни были всякие утра после совместной ночи с мужчиной. Плевать, что весь опыт у меня основывался на бывшем муже, но такого ещё не было. Первое пробуждение вместе должно быть сонным, растянутым в пелене ещё не закончившейся ночи, с послевкусием пряного вина. Оно может быть даже торопливым, когда теряешь валенки, припомнила я ещё одного мужчину из своей жизни, но точно не таким. Как будто всей романтики тесных касаний, стонов и хрупкого момента счастья не существовало. Обычное утро двух абсолютно далёких друг от друга людей.
У меня озябли плечи и заныло внутри, под солнечным сплетением. Я резко выдохнула и села на кровати, скрестив ноги. Одеяло, как последний бастион своего благочестия, упрямо прижимала к груди. Что-то было не так. Совсем не так. Словно незримо крошился кусок жизни. На четвёртом курсе, идя на экзамен по административному праву, я поняла, что не хочу больше в этом участвовать, мне не нравилась моя профессия. Глубоко в душе я ненавидела юриспруденцию. И вот, подхожу я к универу и понимаю, что ещё шаг и меня вырвет, но я делаю его и сгибаюсь по середине улицы с рвотой. Тогда обрушился кусок жизни, что отвечал за выбор пути. Я просто не знала, как закончить своё обучение, но осознавала, что больше участвовать в этом не могу. Так и сейчас, что-то ломалось, только какой именно сектор, не понятно.
Я сглотнула кислую слюну.
— Вась, а, Вась, — крикнула я в коридор. — Ты мне ничего сказать не хочешь?
Он вышел из ванны уже одетый, в линялых узких джинсах и белой рубашке. Подошёл к кровати, протянув руку, перевернув ладонью вверх, намекая, чтобы я застегнула пуговки. Я коснулась пальцами сухой горячей кожи и вздрогнула на контрасте с холодным стеклом пуговиц.
— Ключи оставь консьержке, — он улыбнулся и наклонился ко мне. Я подалась навстречу, желая поймать его губы, но мужчина ушёл от поцелуя, коснувшись языком моего оголенного плеча. И уже из коридора крикнул. — Их у меня всего один комплект.
Обхватила колени руками, уткнулась лбом в них, так не сильно ощущалась дрожь, что бежит по телу. Выдохнула снова и встала с кровати. Голая прошлась в ванну. Из ехидного и зловредного принципа, хотелось проваляться в квартире Спиридонова прям до его возвращения с работы, но я слишком горда, чтобы не заметить посыл в дальнюю дорогу.
Закончив с водными процедурами, я перестелила постель, собрала коробки от пиццы, выключила везде свет и, хряпнув как следует дверью, удалилась. Консьержка смотрела на меня с таким обвиняющим видом, что будь я не так психованна, точно бы залилась краской при мысли, что она обо мне подумала. Но здоровая агрессия сделала своё дело и я, шлёпнув ключами по столешнице, без слов вышла из подъезда. Такси приехало мгновенно, и через полчаса я выгуливала Ириску и пила чай с облепихой и можжевельником из ближайшей кофейни. Параллельно кляла себя последними словами, смысл коих сводился к простому: Алиса, ты идиотка.