Современная филиппинская новелла (60-70 годы)
Шрифт:
— На самом деле я предполагал дать вам даже сорок процентов.
— Я никогда не встречал такого щедрого человека, — растерялся начальник полиции. — А мне такое наболтали про вас…
— Так остановимся на сорока процентах, — подытожил соглашение дядюшка Сатор спокойным голосом. — И вот вам премия в десять песо за сегодняшний день. Можете попытать счастья за карточным столом.
Начальник убрал в карман полученную от дяди бумажку и одобрительно поглядел на меня. Потом повернулся и направился к двери, ведущей к игральным столам, что-то бормоча по моему адресу. Он подошел к тому столу, за которым сражались, не зная поражений,
Дядюшка Сатор по-прежнему пребывал в задней комнате. Я застал его в глубокой задумчивости. Он сжал руками мою голову и посмотрел мне прямо в глаза. Его взгляд выдавал непоколебимую решимость.
— Вот что, племянничек, — обратился он ко мне, — навести-ка своего бандита-дядю. Передай ему, пусть тут же приходит сюда. Улавливаешь, кого я имею в виду?
— Дядю Соёка, — не раздумывая, ответил я.
— Молодец, племянничек, — похвалил меня дядюшка Сатор.
— Я, правда, не знаю, где его можно найти в эту минуту. А что, ему будет чем поживиться?
— Сынок, — проговорил дядюшка Сатор очень серьезно. — Как я догадался в разговоре с начальником полиции, твой дядюшка-картежник утаил кучу моих денег.
— Я тоже догадывался об этом, — радостно сообщил я ему.
— Так вот, — продолжал он, — сейчас самое время загрести их и смыться со всей наличностью, понял?
— Но вы же обещали сорок процентов начальнику полиции, — запротестовал я по неопытности. — И добрый кусок комиссионных дядюшке Серхио. Что же они скажут, обнаружив, что вы ограбили и обманули своего собственного брата?
— Все это только слова, пустые слова, племянничек, — поучал меня дядюшка Сатор. — Приятные, добрые, красивые. Людям известны только два способа их применения. Я предпочитаю тот, который мне ближе. Ты постигнешь это несколько позже.
— Я бегу, дядюшка Сатор, — согласился я. — Жаль только, что мы не успели заполучить некоторые крестьянские поля.
— Как-нибудь в другой раз, племянничек, — успокоил меня дядюшка Сатор. — Неожиданный оборот событий требует от нас самых решительных действий, и мы должны действовать немедленно и без колебаний. Таковы люди.
— Вы правы, дядюшка Сатор, — поддержал я его, выходя из игорного дома на поиски дядюшки Соёка, моего дядюшки-бандита.
Лигайя Викторио-Фруто
ТУПАДА
Перевод В. Макаренко
Слово «тупада» распространилось по плантациям Оаху [37] с быстротой ветра, пробегающего по кисточкам камыша. Во время коротких перекуров и после работы коричневые баяу, плантационные рабочие-эмигранты, собирались группами и вполголоса на своем диковинном языке взволнованно обсуждали слухи о чудесном бойцовом петухе из Мехико, который, как говорили, должен был появиться на петушиных боях в это воскресенье.
37
Оаху — наиболее крупный из островов Гавайского архипелага, на котором расположен его главный город Гонолулу.
Каждый вечер Матео прислушивался к разговорам в хижине своего дяди, пользуясь не столько ушами, сколько глазами, чтобы освоить получше тот невообразимый говор, который старшие позаимствовали на родине и за который они держались с упорством безграмотных и безземельных людей. Мальчик догадывался о значении слов по жестам, движениям головы, красноречивому взлету бровей. Медленно, одно непонятное, странное слово за другим, жест за жестом, он восстанавливал картину благородной отваги, неповторимой красоты и непревзойденной храбрости — картину происходящего на площадке не шире расставленных рук человека.
— Говорят, что привезти этого петуха сюда обошлось дороже, чем платят за билет на пароход до Филиппин, — проговорил однажды вечером дядя Матео, — и что он стоит этого, и даже больше.
— Да, он стоит этого, и даже больше, — подтвердил один из мужчин. — Я его сам видел.
Все прочие поглядели на него так, будто ему удалось увидеть что-то невероятное.
— Это настоящий король среди других птиц, — продолжал мужчина. — Приделай ему шпоры, и он сможет выпустить кишки любому петуху на Гавайях.
На некоторое время воцарилось молчание, потом один из собравшихся сказал:
— Нужно будет в воскресенье прийти туда пораньше. Иначе не протолкнемся.
— Да и путь отсюда немалый, — подхватил другой. — Надо отправиться поутру, как только перекусим.
Все согласно закивали головами. Матео вылез из своего угла и подошел к календарю, пришпиленному на одной из стен. Воскресенье — до него оказалось всего лишь два листочка.
— А ты пойдешь с нами, Матео? — спросил один из них с улыбкой.
— Тупада — это не для маленьких, — ответил за Матео дядя.
— Он сразу повзрослеет и станет мужчиной, если посмотрит хоть один раз, — не то в шутку, не то всерьез сказал другой. Остальные засмеялись.
Дядя взглянул на горевшее надеждой лицо мальчика и неодобрительно сдвинул брови.
— Петушиные бои — это не для маленьких мальчиков, — повторил он снова. — Нам не следовало бы даже в шутку говорить о том, что он может пойти. Там, на петушиных боях, всегда опасно, и Матео пусть даже думать об этом не смеет.
Его гости почему-то опять засмеялись, но видно было, что они устыдились своих слов, потому что сразу же поспешили перевести разговор на то, как проходят петушиные бои тут и дома. Матео сделал вид, будто ничего не понял.
Воскресенье выдалось с самого утра безоблачным. В лагере плантации множество глаз, едва открывшись, обрадованно устремились к небу — оно обещало теплый солнечный день. Даже горы, возвышавшиеся невдалеке, сбрасывали вуаль багровой туманной дымки. Гребни гор застыли в свете раннего утра, их вершины четко вырисовывались на фоне голубого неба.