Современная индийская новелла
Шрифт:
Накрепко забаррикадировали все окна и двери, и каждый обитатель дома занимал боевой пост — у окна или у входной двери, имея перед собою определенный сектор обзора. Словом, особняк за эти дни был превращен в неприступную крепость.
Теперь у него немного отлегло от сердца, появилась даже какая-то надежда: ведь человеку, в конце концов, следует прежде всего рассчитывать на собственные силы. Просто так им не удастся отнять у него жизнь.
Солнце клонилось к закату. Природа и ее обитатели — все вокруг хранило безмолвие. Слышно было лишь гулкое биение сердец у тех, кто находился в особняке: их сердца грохотали,
И вдруг — уж не сон ли это? — засевшие в крепости видят: из-за угла выезжает длинный черный лимузин и, медленно подкатив к крыльцу, плавно притормаживает. В особняке лихорадочно хватаются за оружие.
Дверца лимузина распахивается, и из машины вылезает непомерно длинный, изможденный человек. Ух, какой страшный — не иначе вожак! Правая рука — в кармане брюк. Несомненно — пистолет! От страха у всех во рту пересохло. Что же теперь будет? Втянув головы в плечи, все замирают в ожидании.
Подойдя к воротам, незнакомец вынимает из кармана… карандаш и принимается срисовывать в блокнот затейливый узор на арке.
Перевод В. Чернышева
Чандрагупта Видьяланкар
Бремя совести
Когда Кишор вышел из вагона пригородного поезда и, миновав здание станции, оказался на привокзальной площади, он не обнаружил там ни одного такси. Асфальт был еще мокрый, но дождь уже перестал и небо постепенно прояснялось. Кишор взглянул на часы: было без десяти минут пять.
Молодой общественный деятель, известный во всех уголках штата Уттар Прадеш[8], Кишор к тому же был поэтом и, как говорили, поэтом, подающим большие надежды. Сегодня местный клуб, расположенный в квартале Колаба, устраивал в его честь прием, куда ему, как виновнику торжества, предстояло прибыть ровно в пять. Договариваясь с ним о встрече, устроители завели было речь о том, чтобы прислать за ним на вокзал машину, но он из скромности отказался.
Оглядев еще раз привокзальную площадь, Кишор заметил длинную очередь, вытянувшуюся у стоянки такси. Ну что ж, до клуба он доберется пешком, а такси может подвернуться и по пути. Главное — нет дождя. И он бодро зашагал в ту сторону, где, как ему объяснили, находился квартал Колаба.
Едва Кишор миновал кинотеатр «Эрос», как его окликнули:
— Не хотите ли посмотреть великолепную вещицу, господин?
Все мысли Кишора были заняты предстоящей встречей.
— Извините, я спешу, — на ходу бросил он. — Да и не нужны мне ваши вещицы.
Уже сам внешний вид незнакомца вызывал подозрение: был он весь какой-то замызганный и больше походил на самого заурядного бродягу, чем на торговца.
— К счастью, мне тоже в ту сторону, господин, — стараясь шагать в ногу с Кишором, заговорил тот. — Извините, конечно, за назойливость, но я хотел бы просить вас взглянуть… Вы не могли бы определить
Кишор взял из рук незнакомца небольшой предмет — это была красивая ярко-красная ручка с металлическим колпачком. Надпись «Паркер 55, Англия». Повертев ручку, Кишор молча вернул ее незнакомцу. Глубоко вздохнув, тот с сожалением произнес:
— А ведь отличная ручка! — и продолжал идти рядом с Кишором.
— Ну, что же вы еще хотите? — с раздражением спросил Кишор.
— Ничего, совсем ничего, господин… Я ведь только с автобуса. Смотрю, на сиденье валяется ручка. Вышел, спросил у тех, кто был на остановке: чья, мол, вещь, — но хозяина, как видно, уже и след простыл. Жители Бомбея — благородный народ: чужого никогда не возьмут.
— Так почему ж не отдали ручку кондуктору?
— Эх, господин, знали б вы эту братию! И ручку присвоят, и тебя еще вором обзовут.
Кишор огляделся — ни одного свободного такси. Не говоря ни слова, он ускорил шаг. Незнакомец молча шагал рядом с таким видом, будто Кишор — его самый закадычный друг.
— Вы ученый человек, господин. Видно, много пишете. Ручка бы очень пригодилась вам. А зачем, спрашивается, она мне, когда я ни одной буквы не знаю?
— Такой товар мне не нужен.
— У меня семья, дети… Возьмите ручку — не пожалеете, и моим детям будет на кусок хлеба. По дешевке отдам…
— Ты разве не слышал, что я сказал? — в раздражении бросил Кишор. — Я же сказал тебе, что такой товар мне не нужен! Если не отстанешь, позову полицейского!
Однако даже упоминание о полицейском не произвело на незнакомца никакого впечатления. Стараясь шагать в ногу с Кишором, он проговорил с улыбкой:
— Ну, а что мне полицейский! Преступления я не совершал, в карман ни к кому не залезал… Вы сами подумайте! Это же очень дорогая вещь, заграничная. А сейчас, вы сами знаете, из-за границы больше не ввозят: запрет наложили… Нужно — берите. А предлагать вещь — разве это преступление?
Кишор затравленно озирался по сторонам, надеясь вдали увидеть спасительное такси. Он прибавил шаг, рассчитывая отделаться от назойливого спутника, но тот по-прежнему невозмутимо топал рядом, лишь изредка он поворачивался к Кишору и, дружески улыбаясь, произносил одну и ту же фразу:
— Берите, не пожалеете.
Неожиданно Кишор вспомнил, что несколько дней назад, когда он был в Лакхнау, у него стащили его любимую ручку — настоящий «Шеферс». Так почему б и не приобрести «Паркер», тем более по дешевке? В конце концов, ручка ему нужна, и вместо пропавшего «Шеферса» совсем неплохо обзавестись «Паркером». Ему предлагают — он покупает, платит собственные деньги. Точно таким же образом приобрел ручку и ее прежний владелец, — только не на улице, а в магазине.
Бродяга, как видно, великолепно изучил психологию своей клиентуры: хотя Кишор не произнес ни слова, он безошибочно уловил перемену в настроении спутника и молча протянул ему свой товар. Кишор также молча взял красную ручку и опустил руку в карман своей длинной рубахи, сшитой из кхаддара[9]. И в этот самый миг из-за угла показалось свободное такси. Бродяга остановил машину и услужливо распахнул дверцу перед Кишором. Усаживаясь поудобнее, Кишор небрежно вынул из кармана десятирупиевую бумажку и протянул ее бродяге. Тот с низким поклоном принял ее и захлопнул дверцу.