Современная канадская повесть
Шрифт:
— Что-что там, папа? — Лэндон склонился над плечом отца. Побаловаться кроссвордами он любил. — Сейчас подумаем… Может быть, Сириус? Мне всегда нравилось это слово.
— Нет, — запальчиво сказал отец. — Где-то в середине должно быть «т»…
— Дай-ка я взгляну, — сказал Лэндон, нагибаясь еще ниже и напряженно думая. — Арктур не подойдет? Есть такая яркая звезда.
— В жизни о такой не слыхивал, — сказал отец. — Как она пишется? — Лэндон произнес слово по буквам, и шариковой ручкой старик заполнил клеточки кроссворда. Потом вдруг со стоном отбросил газету. — У меня на эти чертовы кроссворды уже не
— Она тебя навещает, папа.
— Раз в неделю. А живет в десяти минутах… Какой смысл растить детей?.. Только трата сил и здоровья…
Лэндон вздрогнул — его тронула за руку медсестра.
— Простите, пожалуйста. Вы, наверное, сын мистера Лэндона? Мистер Фред Лэндон?
— Да, а что?
— Вас к телефону, мистер Лэндон. Он у нас в коридоре.
— Меня?
Лэндон поспешил за приземистой широкоплечей медсестрой к столу в коридоре. Телефон стоял на открытой книге записи посетителей, и Лэндон прижал к уху теплую трубку. Наверное, это Эллен, кто же еще?
— Да? Алло!
Тут же он услышал голос сестры.
— Фред?
— Да. В чем дело, Эллен?
Неожиданные звонки он терпеть не мог.
— Слушай, Фред… Тут кое-что случилось, но ты только не волнуйся. Ничего серьезного, я уверена.
Тонкий голос сестры был чуть напряжен, звучал с легким воодушевлением. Наверняка дурные вести.
— Ну, что случилось? — быстро спросил он.
— Только что звонили из полиции.
— Из полиции?
Кровь горячей волной ударила Лэндону в голову. Как слепой, он машинально нащупал ручку кресла и сел. Сестра продолжала говорить.
— Ты только не волнуйся, Фред, но я поняла так, что Джинни и ее приятель — в тюрьме.
Эллен была взволнована. Как же, такие мрачные новости! Это как раз по ее части.
— В тюрьме? О господи, да почему? Они что, в аварию попали? Она цела?
— Да, да, она цела. Но в полиции мне ничего толком не сказали. Они позвонили, потому что Джинни сказала им, что в городе сейчас ты и что Херб — твой зять. Херба они, ясное дело, знают. Вот и позвонили в порядке одолжения Хербу…
— Дальше, дальше, Эллен… — Эти ее объяснения! Вечно цепляется за никому не нужные детали. С ума с ней можно сойти! — Что они сказали?
— Они хотят, чтобы ты как можно быстрее к ним приехал. Видимо, нужно внести залог, чтобы их выпустили, или что-то в этом роде.
— И больше они ничего не сказали? Почему они их забрали — не сказали?
— Нет… Сказали только, чтобы ты приехал.
— Ну конечно, приеду. Уже выезжаю. А тюрьма где — в старом суде?
— Да. В переулке у главной улицы. Где и раньше.
— Ладно, Эллен, спасибо. Сейчас еду.
— Как там отец?
— Нормально. Пока, Эллен.
Но от его сестры так просто не отделаешься. Видимо, она тоже хотела принять участие в действиях.
— Хочешь, я позвоню Хербу? Он знает почти всех полицейских в городе…
— Нет, прошу тебя, не надо… Сам управлюсь.
— Ты уверен? Мне же это не трудно…
Не дослушав, Лэндон повесил трубку. Быстрыми легкими шагами он, слегка запыхавшись, вернулся к постели отца.
— Папа… Мне сейчас надо идти. Постараюсь вскорости еще к тебе заехать. А сейчас тут кое-что надо сделать. — Глаза старика уже затуманились. Он совсем засыпал, однако же что-то прошептал, и Лэндон наклонился ближе. — Что такое, папа?
— Мое лицо? — проурчал он. — Как я, по-твоему, выгляжу?
— Прекрасно, папа. Нет, правда… — Он стиснул сухую пепельную руку. — Пора идти. Мне очень жаль. Благослови тебя бог…
Он вышел. Надо бы посидеть подольше. Он знал это. Но Джинни — в тюрьме. В тюрьме! Его дочь! Что они могли натворить? На улице он крепко взял Маргарет за руку, и они пошли по лужайке, печатая следы на влажной траве. В машине Маргарет спросила его, что произошло. Вид у нее был очень мрачный. Лицо Лэндона горело нездоровым румянцем. В зеркале заднего вида он увидел — волосы у него всклокочены. Разговаривая с Эллен, он рассеянно лохматил шевелюру нервными пальцами. Повернувшись к Маргарет, он рассказал ей, что случилось.
— Фредерик, милый мой, как же это? Надеюсь, ничего серьезного.
— Я тоже надеюсь, — сказал Лэндон.
Странное дело, ему вдруг захотелось, чтобы здесь была Вера, хотя звонить ей он ни за что не станет. Детки попали в тюрьму на его территории. Она подумает: ну вот, опять он прошляпил. И уж первым делом станет бушевать: ну, что там еще отчубучила эта маленькая дрянь? — Что-нибудь в этом роде. Однако же каким-то диковинным образом ее дурной нрав в критической ситуации позволял унять волнение. Трагедия пасовала перед этим безудержным гневом. Его же слабый дух лишь печалился и горевал. Они ехали по пустым боковым улочкам, и Лэндон пытался вникнуть в то, что произошло. Да, это шок. Твоя дочь в тюрьме! Но по крайней мере жива и невредима. И все из-за этого подонка — Чемберлена.
— Маргарет, я отвезу тебя в мотель. — Тон его был категоричен. — Потом поеду и тюрьму и разберусь, в чем там дело.
Она не стала спорить, и до мотеля они доехали в тягостной тишине. Однако на стоянке Маргарет вдруг совершенно необъяснимо зарыдала. Положив локоть на подлокотник двери, она прикрыла глаза рукой и заплакала, слезы через пальцы текли по лицу.
— Маргарет? Господи, ты что? — спросил пораженный Лэндон. — Да я все улажу. Ничего там не может быть сверхсерьезного… Ты иди в комнату и жди меня там, ладно? Полежишь… отдохнешь. — Она вытащила из сумочки еще одну салфетку и прижала ее к глазам. Откровенно говоря, он такого не ожидал. Считал, что у нее нервы покрепче. — Ну успокойся, Маргарет… — Она повернулась к нему.
— Извини меня, Фредерик. Веду себя как не знаю кто. Просто я испугалась…
Она и вправду испугалась — в ее распухших глазах был страх.
— Чего уж так бояться? Послушай…
— Нет, выслушай меня, пожалуйста… Выслушай меня, Фредерик… — Взгляд ее застыл на часах в приборной панели. Они не работали, остановились в какой-то давно канувший в вечность день на десяти минутах десятого. Маргарет заговорила медленно, взвешивая каждое слово. — Я должна тебе сказать… Прежде чем ты поедешь к дочери… — Лэндон почувствовал, как на виске у него пульсирует жилка. Сейчас на его голову обрушится что-то ужасное. Извещение с гильотины! Маргарет перестала рыдать, и голос ее стал зловеще спокойным. — Дорогой мой Фредерик… Извини, что говорю тебе вот так, но держать это в себе больше нет сил. Последние две недели я вся извелась. Но я ходила к доктору… и никаких сомнений нет. Я ношу твоего ребенка.