Современная норвежская новелла

Холт Коре

Сигвал стоял рядом и таращил глаза на товары. Сама она не решалась взглянуть на все это изобилие, она знала, что она может получить. Она знала также, что она продает. «Солому», — думала она, стыдясь этого слова, и не сводила глаз с Сигвала. Он выглядел испуганным в переполненной лавке. Она вспомнила, что они с мужем как-то были здесь, это было тогда, когда муж нанялся к купцу на шхуну. Тогда они шли по лавке, смотрели на всевозможные товары и клали в корзину то, что ей было нужно. «Спишешь это с жалованья!» — говорил муж хозяину каждый раз, когда она брала что-то. Когда же она потом пришла получить остатки жалованья, там оказалось всего несколько эре, но хозяин хотел дать еще что-нибудь. «Я хочу получить то, что мне причитается, и ничего больше!» — ответила

она тогда несколько высокомерно, ведь выяснилось, что шхуна была вся гнилая и хозяин не мог набрать экипаж в городе, вот ему и пришлось нанимать людей из хуторов у фьорда. Раньше это воспоминание всегда вызывало в ней горечь, но и заставляло ощущать свою силу. А теперь она впала от него в уныние. «И вот я стою здесь», — думала она. Ей казалось, что она вовсе не должна бы здесь стоять, нужно было остаться дома, перебились бы как-нибудь. Наконец подошла и ее очередь.

— Солома? — засмеялся торговец. — Да, сразу заметно, чем вы торгуете!

Стоявшие вокруг люди глазели на них и смеялись, смеялся и хозяин.

— Ты меня не узнаешь? — спросила Бирте, стараясь придать голосу шутливый тон.

— Конечно, узнаю, ты… из…?

— Из Свейгенеса, — досказала она, и ей стало стыдно, словно она сама себя предлагает на продажу.

— Свейгенес, да, конечно, я помню! Тихо на фьорде? — спросил он рассеянно — в это время вошел новый покупатель.

— Тихо, — ответила она; она не хотела говорить о том, что они шли через пустошь. — А уж раз мы ехали в город, то захватили эти два тюка соломы.

— Да, конечно, — сказал он, — а что вам сегодня угодно? Муки, крупы?.. — Он начал перечислять товары, поскольку она не отвечала. Наконец ей пришлось выговорить:

— Смотря сколько ты заплатишь за солому. — Бирте опять постаралась говорить шутливо, как будто торговалась: дескать, торговля есть торговля. Но это ей не удалось, и она сама это почувствовала. — Солома там, снаружи. Может быть, ты посмотришь? Хорошая солома.

— Солома, наверное, в порядке, а что у тебя еще? — И он снова начал перечислять: — Глухари, у вас ведь так много птицы на фьорде? Шерсть, омары — у нас омары уже кончаются!

Каждый раз, когда он называл что-то, чего у нее не было, она отрицательно качала головой.

— Нет, только солома!

— По-моему, солома нам не нужна, — сказал хозяин, — одну минуточку!

Ей подумалось, что он хочет это выяснить, но он отошел, здороваясь с вновь вошедшим покупателем, они дружески пожали друг другу руки.

— Пойдем ко мне, — сказал хозяин, пропуская гостя через прилавок. Сквозь стеклянную дверь она видела, что он налил две рюмки, стоявшие на конторке.

Она подождала немного и со страхом подумала, что четверть часа уже давно прошло. Хозяин вышел наконец из конторы и крикнул, сердясь, что они все еще здесь:

— Не нужна нам солома! — Но тут же попытался загладить свою грубость и сказал шутливо им вслед, когда они выходили: — Попробуйте продать в лавке через улицу, если тот хозяин не стал таким важным, что уже не может спать на соломе!

Раздался смех, и Бирте хотела было ответить, что кое-кто другой стал слишком важным. Но было уже поздно, хозяин снова исчез за стеклянной дверью.

Она была унижена и зла и излила свой гнев на старика со склада, того, кто грозил сжечь солому. Он как раз поднимал тюки.

— Отойди!

— Ну как дела? — спокойно спросил старик, разминая пучок соломы. — Мне самому нужно немного соломы, — проговорил он немного погодя, — сколько ты за нее хочешь?

— А сколько ты дашь? — сказала она, несколько смягчившись. Но его предложение ее не заинтересовало. Она слышала, что бедняки выпрашивают солому на хуторах.

— Двадцать эре, — быстро ответил он и сунул руку в карман, показывая, что готов заплатить наличными. Позже она пожалела, что не поторговалась с ним, — он, во всяком случае, назвал свою цену. Но у нее еще не прошел гнев после пережитого в лавке.

— Мы не отдаем задаром! — сказала она и снова взвалила тюк на спину.

Они положили тюки в проулке, выходившем

на площадь. По другую сторону улочки стоял большой воз соломы, очевидно тот самый, который встретился им на дороге. «Не одни мы продаем солому», — подумала она и почувствовала себя несколько бодрее.

— Жди здесь, — строго приказала она Сигвалу, но в этом не было необходимости, мальчик так устал, что уселся в проулке, не снимая тюка со спины. Злость прошла, она словно была не к месту среди всей этой толпы. Все что-то продавали: картофель, рыбу, омаров, овчины, одна женщина продавала рождественские елки и веники. «Мы тоже могли бы навязать веников, — подумала Бирте, — на будущий год возьмем целую вязанку!» Но от этой мысли ей стало еще горше. «Мы самые бедные», — подумалось ей, когда она пробиралась между товарами на рынке.

Она подошла к возу с соломой и встала позади нескольких женщин, ждавших своей очереди. Хозяин соломы запихивал ее в мешок, который держали молодая девушка и мальчик. Хозяин — крепкий, краснолицый парень — заигрывал с девушкой.

— Солома для постелей первый класс! — кричал он. — Гарантирую, что блох в ней нет!

Бирте хотела спросить о цене, но ее опередила одна из женщин.

— Семь эре мешок.

— В прошлом году ты брал пять, — недовольно проговорила женщина.

— Если хочешь прошлогоднюю солому, то иди к другим. — Он захохотал и огляделся, ожидая одобрения за удачный ответ. Мужество оставило Бирте. «Семь эре за мешок», — думала она, возвращаясь с рынка. Это было меньше половины той цены, на которую она рассчитывала. В ней вспыхнула яростная злоба на хозяина соломы. Он не проехал и четверти того, что прошли они с Сигвалом, да к тому же лежал и отдыхал на возу. А теперь стоит тут и загребает уйму денег, испортив ей все ее планы.

Они пойдут предлагать солому по квартирам, она не хочет отдавать ее за бесценок.

Когда она вернулась обратно в проулок, около Сигвала стоял полицейский. Сигвал смотрел на него с ужасом.

— Здесь нельзя стоять с товаром, — сказал полицейский, — люди не могут пройти.

— Мы сейчас уйдем, — быстро ответила Бирте. Впервые к ней обращался полицейский.

— И сорить здесь нельзя! — крикнул полицейский им вслед.

Они ходили уже несколько часов, но так еще и не продали солому. Тюки они положили около парка, ходили из парадного в парадное и звонили. Бирте здесь никого не знала, знала только, что в этой части города живут богатые люди, и надеялась, что они больше заплатят. К тому же здесь не грозила опасность встретить кого-либо из поселка у фьорда, ей не хотелось, чтобы об этом болтали. Но к чему все это, если люди более не нуждались в соломе и спали на матрацах. Бирте не знала, что это за новшество. «И я тоже им не нужна», — думала она всякий раз, когда новое лицо высовывалось из двери, изумленное лицо чужого человека, потревоженного во время послеобеденного сна. Правда, одна дама заинтересовалась, она как раз собиралась пойти на рынок, и была довольна, что тюки внесут ей прямо в дом. Она согласилась и уплатить назначенную цену — семь эре за тюк, как на рынке, сказала Бирте. Она уже давно отказалась от своей прежней цены. Но когда немного погодя они вернулись с тюками, фру заявила, что заплатит только пять эре. Она посылала горничную на рынок узнать цену, пока Бирте и Сигвал ходили в парк за своими тюками. Бирте запротестовала: она возмутилась, она ведь слышала своими ушами — семь эре, а ее здесь сочли лгуньей. Наконец она согласилась отдать за пять эре, но теперь возмутилась фру.

— Я не желаю торговаться о цене за какую-то грязную солому! — фыркнула она и захлопнула дверь.

Пришлось снова тащить тюки в парк.

Бирте пожалела, что сразу же не согласилась отдать солому за пять эре, потому что позже, когда они проходили по рынку, продавец отдавал солому задаром. У него оставалось немного соломы на телеге, и он крикнул проходившей мимо женщине:

— Бери за так, чтобы мне не везти ее назад.

В парке у тюков стоял рассвирепевший полицейский:

— В парке запрещено сорить, убирайтесь отсюда!