Современная норвежская новелла
Шрифт:
— Ну пошли. — Она сделала быстрое движение вперед, чтобы подняться на ноги. Осторожно отвернула фитиль, чтобы фонарь освещал путь. С каждым их шагом тени на тропинке поднимались и опускались. Они шли вдоль русла ручья и теперь подошли к озеру. Сквозь прозрачный лед видно было каждую соломинку, каждую щепочку на дне. Трещины казались белыми лентами в темноте. Бирте ударила по льду каблуком, в этом месте подо льдом взвихрился столб черного ила и замутил воду.
— Выдержит лед? — спросил Сигвал. Они говорили уже об этом по дороге. Если лед недостаточно крепок, придется идти вокруг болота. Это
— Принеси камень!
Он нашел камень величиной со свою голову. Она подняла его и изо всех сил бросила на лед, и в ту же минуту вокруг камня образовалась масса белых черточек, а сам он наполовину ушел в лед. Она откатила его, встала на колени и опустила в ямку указательный и большой пальцы.
— Выдержит, — прошептала она.
Им везло, все сегодня удавалось.
— Выдержит, — повторил Сигвал.
Они связали оба тюка вместе и стали толкать их перед собой по льду. Это было так легко, что они улыбались, глядя друг на друга. Солома чуть-чуть шуршала, скользя по блестящей поверхности, словно ветер. Иногда из тюков падала одна-другая соломинка, а, подняв фонарь, они могли разглядеть подо льдом корни деревьев. Скоро тюки с соломой ударились о болотистый берег по другую сторону озера, и пришлось снова их нести.
Бирте чувствовала, что, чем дальше от дома, тем быстрее убывают силы. Болели ноги, спина, веревка резала плечо. «Я состарилась, — с горечью думала она, — иду тут старая и немощная!» Глубоко в ее душе рождался бунт непонятно против чего. «Зачем я иду и несу этот тюк? — ворчала она. — Зачем я иду и несу эту проклятую солому?»
Но эти мысли возникали ненадолго, ей становилось стыдно своей слабости. Она шла на своих ногах, могла ставить одну ногу перед другой, шла вперед! Боли она больше не чувствовала. И это уже хорошо. Ночью ее мучил ревматизм. А теперь исчез, но зато все тело ныло от усталости. «Идти лучше, чем лежать», — думала она.
С Сигвалом дело было хуже. Она велела ему идти впереди, чтобы равняться по нему в скорости. Но он шел с трудом, иногда спотыкался о вереск, падал и никак не мог встать, пока она не подходила и не поднимала его.
— Не уменьшить ли тюк? — спросила она.
— Нет, — ответил он и сжал губы. Личико его казалось таким маленьким в тусклом зимнем свете. Они уже давно отказались от фонаря. Теперь солнце стояло фонарем над горами на юге, все вокруг было тихо, неподвижно, ни одна былинка не шевелилась. Где-то вдали послышались удары топора. Это, должно быть, хутор Титланн, примерно на полдороге к городу. Придется идти через хутор, другого пути нет.
Между Титланном и Свейгенесом уже много лет царила вражда. Когда Бирте проходила мимо дома, его обитатели прятались и не показывались, пока она не пройдет. Им было стыдно за то, что она однажды застала Свена — хозяина хутора — на месте преступления, за кражей сена. А теперь ей было стыдно, потому что она шла мимо хутора с соломой.
— Мы пройдем мимо, — тихо сказала она, — не останавливайся!
Но Сигвал устал, и, когда они подошли к риге, ему все же пришлось сесть. Свен стоял под навесом и колол дрова. Увидев их, он резко повернулся, словно желая убежать, но остановился, заложил руки за пояс и медленно приблизился к
Он перевел взгляд с тюков соломы на Сигвала. Разговаривал он только с ним.
— Вот как, ты, значит, Сигвал? И куда же ты, парень, направляешься?
— Мы идем в город, продавать солому, — быстро ответил Сигвал.
— Солому? — Свен как будто не поверил тому, что услышал. — Вы идете продавать солому?
— Мы идем в город за покупками, — ответила Бирте, — и не хотели идти с пустыми руками. — Она знала, что Свен теперь догадался, как плохи их дела.
— Солому? — недоверчиво повторил он и снова воззрился на кухонную дверь, как будто собирался пригласить их войти. — Нести солому через пустошь зимой! С ума, что ли, посходили в Свейгенесе? — Голос звучал фальшивым состраданием.
— Это лучше, чем нести сено летом!
Они уже не глядели друг на друга. Оба покраснели: Бирте от злобы, Свен от стыда. Но он продолжал тем же тоном:
— А Тунетте?
— Все так же, жива-живехонька!
— Говорят, что она больна?
— Кто говорит?
— Говорят… — Он вздохнул раза два, а потом произнес медленно, словно стремясь добить ее окончательно: — Говорят, у нее чахотка, но это же неправда? — Не получив ответа, он наклонился, чтобы снять щепочкой налипший на деревянный башмак навоз. — Уж если чахотка в доме, смерть не за горами.
Она не смогла ничего ответить. Оглядела двор, где все, что она видела, было как унизительный удар кнутом: большой штабель дров, сушеная рыба, развешанная на стене сарая, козлы, красные от крови после убоя, — под навесом угадывались две туши. У них было все, она знала, что именно поэтому Свен и осмелился вести себя так вызывающе, напоминать ей о ее нужде и несчастьях. Коровы замычали в хлеву, и Бирте сказала, чтобы выйти победителем из поединка:
— Ну и мычат же они. Если у тебя туго с сеном, я смогу выделить тебе сотенку килограммов!
Но это ей не помогло, Свен ответил немедленно тем же жалобным голосом:
— Кстати, я слышал, что вы потеряли корову.
— Телка скоро отелится, — ответил Сигвал.
— Не раньше февраля. Я видел, когда вы ходили за быком, вы ведь проходили мимо. — Он снова взглянул на Сигвала. — Значит, и молока у вас нет. Да, это сразу заметно.
— О чем ты болтаешь? — резко спросила Бирте.
— Что парень не видит молока, он такой бледный. Зайдите на обратном пути, возьмете с собой немножко.
— Если понадобится, я об этом попомню!
Бирте встала, но Сигвал по-прежнему сидел у риги.
— Ты голоден? — внезапно спросил Свен. — А то я попрошу Гину приготовить что-нибудь поесть.
Сигвал взглянул на бабушку. Она стояла неподвижно, на лице ничего нельзя было прочесть, но он знал, что нужно ответить.
— Я не голоден.
Впервые Свен почувствовал неуверенность и раздражение. Он проводил их до выхода со двора.
— Не могу понять твою бессердечность, Бирте, — пропищал он, — отказывать парню в еде. Да еще заставлять его тащить солому!