Современная новелла Китая
Шрифт:
Сей труд был переведен на добрый десяток языков, и две конституционные монархии отметили грандиозность семитомной эпопеи присуждением Чжу Шэньду почетных ученых степеней их величеств. Так что он прочно утвердился на троне лидера куповедения — на пять тысяч лет в глубь веков и на пять столетий вперед как в границах священного Китая, так и за пределами оных.
Ежевечерне к дому Чжу Шэньду стекались потоки гостей, в первую очередь юных адептов, коими постоянно полнилась просторная гостиная. Все разговоры, перешептывания и даже улыбки молодых людей были накрепко привязаны к семитомнику «нашего многоуважаемого Чжу». Те из них, кто питал склонность к мелодекламации, при всеобщем внимании зачитывали наизусть целые куски, слово
Выделялась в гостиной женщина высоких добродетелей и изящного сложения, не совсем ясного возраста, с нежным, как молоко, голоском и в очках, которые она то снимала, то надевала, вытягивая при этом губки и вызывая симпатии окружающих. Она, разумеется, верховодила молодыми гостями. Имя ей было Юй Цюпин.
День ото дня жизнь в городе В. становилась лучше, и у Чжу Шэньду жизнь тоже день ото дня становилась лучше. Семитомник вот-вот должен был одеться в твердый переплет, автор, необычайно воодушевленный, целых четыре месяца потратил на тщательнейшую доработку, прошелся по всему тексту, заменив в общей сложности семь слов и шесть знаков препинания и выдвинув при этом целый ряд соображений по поводу верстки, шрифта, даже отдельных литер, предложил Юй Цюпин подготовить для второго издания текст послесловия на 752 знака. Она же высказалась в том смысле, что по завершении «Послесловия» ей следует взяться за написание «Комментированной биографии Чжу Шэньду», и хорошо бы ему привести в порядок свои фотографии с младенческих лет по сю пору, а также собрать воедино черновики и рукописи. Достопочтенный Чжу удовлетворенно улыбнулся, но тем не менее пробурчал:
— Ну, будет, будет вам, кому это интересно!
И продолжалось бы это благоденствие без заминок, без каких бы то ни было изменений, время отстукивало бы дни, как маятник в европейских часах, не случись однажды этого «инцидента с Чжао Сяоцяном».
22 ноября 1983 года в восемь часов вечера Юй Цюпин ворвалась в гостиную профессора Чжу Шэньду. В таком волнении и растерянности, что, сбрасывая пальто, ненароком оторвала красивую, с переливами, голубую пуговицу, а здороваясь, выказала сверхобычную почтительность. Чжу Шэньду нахмурил бровь правого глаза, приподнял веко левого, а Юй Цюпин плюхнулась на диван и лишь тогда вымолвила:
— Этот ничтожный Чжао открыто бросил вам вызов!
— Что за Чжао и какой вызов? — не понял ее Чжу Шэньду.
— «Слабак» Чжао — Чжао Сяоцян!
— Какой такой Чжао Сяоцян? — брезгливо процедил профессор, словно эти три слога «чжао-сяо-цян» обозначали какой-нибудь редкостный микроб, лабораторным путем обнаруженный в экскрементах.
— Плешивый такой коротышка, — еще больше взвинчиваясь и потому совершенно невразумительно принялась объяснять Юй Цюпин, — мать его развелась, а он школьником таскал груши из общественного сада. И вроде в Канаде стажировался. Три года потратил, и на что?! Выучился, видите ли, золотых рыбок разводить. А теперь вот статью тиснул — мыться, говорит, надо утром!
Словно бомба взорвалась над ухом Чжу Шэньду.
— Что? Утром? У-у-утром, — даже начал он заикаться, — мы-мы-мыться? Так что же это, тогда, может, и го-го-говорить но-но-ногами станем, а пе-пе-петухи я-я-яйца на-начнут нести?!
Юй Цюпин расстегнула
«…B нашей стране большинство обычно моется вечером, перед сном. Здесь же люди предпочитают принимать ванну поутру, встав с постели…»
Он проглядел всю третью полосу вечерней газеты, но лишь эти, выделенные красным карандашом слова, по соседству с «Маленькими бытовыми хитростями: как устранить запах изо рта», — лишь они и заслуживали хмыканья профессора Чжу.
— В сущности, — произнося это, Юй Цюпин очень мило надула губки, так что нижняя выпятилась этаким совочком, — в сущности, это серьезная проблема, когда мыться, утром или вечером. Кто он такой, этот Чжао Сяоцян? Ну, побывал в Канаде, и что? Канадская луна — она что, круглее китайской? Мне бы предложили поехать в Канаду — отказалась бы! Подумаешь, в Канаду съездил — и уже возомнил о себе! С чего он взял, что именно по-канадски купаться правильно? У нас тут, в В., не канадцы живут! Или может, девять десятых наших горожан — рабочие, служащие, овощеводы из пригородов — все по канадам разгуливают? А если канадцы непочтительны к родителям, то и мы должны быть такими же? Да и потом, Канада…
От этой громыхающей «Канады», казалось, лопнет голова, и Чжу Шэньду замахал руками:
— Ах, наивное дитя, что взывать к его разуму…
Тут звякнул колокольчик у дверей, и трое самодовольных учеников Чжу Шэньду, обычно прибывающих по вечерам на поклон к профессору, явились, дабы выразить свое отвращение к «бредням» этого мелкотравчатого Чжао Сяоцяна. Особенно возмутила их ужасающая непочтительность по отношению к многоуважаемому Чжу. Основы куповедения, опасались они, могут быть в корне потрясены.
— Полно вам. — Многоуважаемый Чжу начал слегка выходить из себя. — Юнец, молоко на губах не обсохло, покрутился за границей, поднахватался и болтает невесть что, стоит ли толковать об этом!
Высказавшись так, он глубоко вдохнул и шумно выдохнул, при этом в горле что-то клекнуло, будто петух спросонья кукарекнул. Этаким манером он обычно намекал гостям, что пора и честь знать. Но сегодня звуки были особенно колоритными, в них слышалась и «сумрачная завеса дождя», и даже «стена ливня».
В этот вечер Чжу Шэньду вел себя еще вполне благопристойно. Через пару дней, однако, город взорвался слухами: «Чжу Шэньду вознегодовал», «Чжу Шэньду считает Чжао Сяоцяна мелкотравчатым», «многоуважаемый Чжу назвал Чжао Сяоцяна негодяем и послал подальше», «профессор Чжу заявил, что у Чжао Сяоцяна не тот уровень», «доктор Чжу полагает, что рассуждение Чжао Сяоцяна с душком», «Чжу Шэньду сказал…».
Не имея ног, слухи тем не менее доходили до ушей Чжао Сяоцяна.
У того тоже была своя «братия» и довольно сплоченная. Наибольшую активность проявлял высокий, тощий, хромой, не по летам бородатый малый с большими, как у женщины, глазами. Звали его Ли Лили.
— Какое бескультурье, какое невежество, какая тупость! — возмущенно всплескивал он руками. — Это их куповедение — пустой звук. У всех у них единственная забота: благополучно достичь последнего рубежа — крематория!
Чжао Сяоцян штурмовал зоологию и действительно постоянно экспериментировал с золотыми рыбками, изучая наследственные мутации, что и вызвало презрительное замечание Юй Цюпин: «Отправился за границу, чтобы выучиться, видите ли, золотых рыбок разводить». Он и предположить не мог, что его статейка, тиснутая, как говорится, на задворках вечерней газеты, вызовет такую бурю, и уже сожалел, что сочинил весь этот вздор. И строго одернул Ли Лили, осмелившегося задеть Чжу Шэньду.