Современная новелла Китая
Шрифт:
Чжао Сяоцян почувствовал, что попал в какую-то «центрифугу», которая все ускоряет вращение, и он перестает принадлежать себе. Ну почему любая дискуссия, значительная ли, мелкая ли, непременно сводится к конфликтам между людьми, к интригам, к «собачьей грызне», от которой «вся пасть в шерсти»? Почему в таких дискуссиях всегда впадают в метафизику и абсолютизацию? И ведь ничего изменить нельзя. И не отвяжешься, будто накрепко привязали тебя к этой дискуссии. Ну почему?
Спросил жену, но откуда ей знать? Вот тут-то ему и сообщили: некто полагает, что утреннее купание тоже приемлемо. С парой бутылок циндаоского пива и цзинем свиных ушек примчался счастливый Ли Лили. Звонил телефон, поздравляли. А у Чжао Сяоцяна на душе было тяжко. И даже вечером, отходя ко сну после супружеских ласк, наша молодая пара продолжала обсуждать, что, мол, одному Небу известно, куда еще заведет их дискуссия с Чжу Шэньду. Едва затронули эту тему, ему
Может, завтра все образуется? Проспишься, как с похмелья, а небо ясное, воды чистые, и все ушло прочь: и заискивающие рукопожатия, и дрязги, ссоры, распри! Завтра, завтра…
ГАО СЯОШЭН
ЧЭНЬ ХУАНЬШЭН ИДЕТ В ГОРОД
Гао Сяошэн родился в 1928 году в уезде У цзинь провинции Цзянсу. С 1949 года работал в деревне. С 1950 по 1957 год сотрудничал в Ассоциации литературы и искусства провинции Цзянсу. Затем на длительное время был послан на работу в деревню. В 1979 году переведен обратно в провинцию Цзянсу в Союз писателей на творческую работу.
Опубликованный в 1954 году рассказ «Расторжение сделки» был отмечен в печати, пьеса «Новый путь» на смотре театральных коллективов Восточного Китая была удостоена первой премии. В 1957 году увидел свет рассказ «Несчастье», после чего писатель долгие годы не брался за перо. В 1979 году Гао Сяошэн возвращается к творческой работе, его рассказы «Долгий день», «Кошелек» и другие были тепло встречены читателями. Рассказ «Ли Шуньда строит дом» в 1979 году получил первую премию на Всекитайском конкурсе на лучший рассказ. Рассказ «Чэнь Хуаньшэн идет в город» был отмечен в числе лучших на Всекитайском конкурсе 1980 года.
Чэнь Хуаньшэн, в прошлом бедняк по прозвищу Дыра, не спеша собирался в город.
Холода миновали, потеплело, дул легкий ветерок, ласково пригревало солнце. Плотно поев и переодевшись в чистое, он взял доверху набитую дорожную сумку и понес ее легко, как пучок сухой травы для запала, — то ли сил было много, то ли сумка оказалась совсем не тяжелой. Высокий и длинноногий, он без отдыха пробегал тридцать ли [19] до города, только пятки сверкали. Чэнь и с тяжелой поклажей не любил ездить поездом, а уж налегке, как сегодня, и подавно. Солнце стояло еще высоко, и он мог, чего доброго, оказаться в городе слишком рано. Поэтому, замедлив шаги, он, словно на прогулке, всю дорогу любовался пейзажем.
19
Ли — мера длины, около 0,5 км.
Зачем ему понадобилось в город? Торговать. Урожай риса он собрал, грядки перекопал, зерном с государством рассчитался, излишки продал, кроме того, припас на зиму муку, сено, дрова и теперь, пользуясь передышкой, хотел выручить немного денег на всякую мелочь. Торговля с рук была разрешена, и ехал он не спекулировать, не барышничать, а честно торговать тем, что сделано собственными руками.
Чем он торговал? Соломкой из теста, жаренной в кипящем масле. Приготовленная своими руками, из своей муки, на своем масле, свежая, она прямо таяла во рту; такого лакомства, конечно, не купишь в магазине. Этой соломкой и была набита сумка Чэня; аккуратно упакованная в полиэтиленовые пакеты, соломка выглядела весьма аппетитно. Ее было шесть цзиней, что, не считая себестоимости, три юаня чистой прибыли.
Что он собирался купить на эти деньги? Шапку. Чэнь давно о ней мечтал. По правде говоря, с трехлетнего возраста, с тех пор как он себя помнит, то есть за сорок пять лет, ему так и не довелось поносить шапку. До освобождения не на что было купить, после освобождения у молодежи вошло в моду ходить с непокрытой головой, во время «культурной революции» приходилось больше думать о пропитании, чем об одежде, хотя пора бы уже носить шапку, и к тому же с годами он стал побаиваться простуды. Потом, как нарочно, прицепилось к нему прозвище Дыра, своего рода колпак, который на него напялили, благо бесплатно. В конце семидесятых, когда жизнь в деревне наладилась, колпак этот словно ветром сдуло, — Чэнь почувствовал огромное облегчение и перестал думать и о холоде и о шапке. Но в том году здоровье его пошатнулось, и от малейшего ветерка он, словно изнеженная барышня, начинал ежиться, кутаться, чихать. В общем, жизнь без шапки становилась невыносимой. Да не так уж и дорого она стоила, теперь, когда в семье появился достаток, он мог потратить на нее несколько юаней.
Чэнь Хуаньшэн действительно зажил без забот и печалей, и на душе было легко. Чего только не пережил он на своем веку. Но вот ему улыбнулось счастье, и он верил, что жизнь станет еще лучше. Мог ли он не радоваться? Он просто был наверху блаженства. Стал гладким, появился даже жирок, с лица не сходила улыбка. Случалось, проснется среди ночи, вспомнит, что в амбаре — рис, в шкафу — одежда, что живет он по-человечески, и от радости даже спать не хочется — он будит жену и принимается с ней болтать.
Тут, пожалуй, мы затронули самое больное место героя: с женой он еще кое-как мог поговорить, а вообще слова из него не вытащишь — он охотно поговорил бы, просто сказать было решительно нечего. Он завидовал всем, кто умел болтать о всякой всячине. Не понимал, как это некоторым удавалось увидеть вокруг столько нового, придумать что-то забавное, пережить разные чудеса, все запомнить и потом складно рассказать. Он повторял лишь давно известное, набившее оскомину, а сам ничего не мог ни узнать, ни придумать. Вернется, бывало, домой и с важным видом сообщает: «На улице много людей» или «Людей что-то мало», «В мясном ряду торгуют свининой», «Зелень подешевела, никто не покупает». Такими новостями в деревне мало кого удивишь. А рассказывать начнет, так смех разбирает. «Мать в детстве меня шлепала, а отец был добрый…», «Я, считай, четыре года учился в школе, но давно все перезабыл…», «В тридцать девятом году во время засухи реки пересохли, все ели рыбу…», «В сорок девятом произошла смена династий, компартия разбила гоминьдан…», «После женитьбы у нас сначала родился сын, потом — дочь…». Тоска, да и только. Что говорит, что не говорит — все равно. Чэнь ничего не читал, а услышит что-нибудь или увидит — тут же из головы вылетит. Как-то раз посмотрел он популярную пьесу о том, как Сунь Укун [20] тремя ударами уничтожил духа Белой Кости. Жена попросила рассказать, что за пьеса… «Сунь Укун был самый сильный, — сказал Чэнь, — всех перебил». — «А дух Белой Кости это кто?» — спросила жена. «Оборотень», — только и мог сказать Чэнь. Хорошо, что подоспел сын и все объяснил. Даже о работе в поле он ничего не мог толком сказать, кроме прописных истин: «Прежде чем сеять, надо как следует взрыхлить мотыгой землю…», «Высаживать рассаду надо по шесть штук…». Никто и слушать не хотел. Или взять, к примеру, торговлю соломкой. В деревне этим давно занимались, и все как следует было продумано — способ изготовления, расход продуктов, упаковка, цена, прибыль. И уж конечно, знали, где и когда можно выгод нее продать. Вот и получалось, что тут он тоже ничего нового не придумал. Стоило ему слово сказать, как тут же находился зубоскал: «Эхе-хе! Чэнь Дыра опять всех удивить хочет. Как же: торгует соломкой из собственной муки!» Нет, уж лучше помалкивать.
20
Сунь Укун — персонаж средневекового романа китайского писателя У Чэнъэня «Путешествие на Запад».
Из-за этого своего недостатка Чэнь считал, что он хуже других. Вечерком, когда в деревне любят посидеть, посудачить, Чэнь рта не раскрывал, да к нему никто и не обращался, словно его тут не было. Унижения и зависть — единственное, что выпало на его долю. Чэнь раньше понятия не имел о «духовной жизни», но теперь, когда пришел достаток, потянулся ко всем ее радостям, не упуская случая послушать и посмотреть. Он жаждал новых впечатлений, без них жизнь казалась неинтересной. Однажды какой-то любитель задавать вопросы спросил его: «Кого ты больше всего уважаешь в нашей бригаде?» — «Лу Лунфэя!» — не задумываясь, выпалил Чэнь. «Да он только и умеет, что книги пересказывать. Что в нем особенного?» — «За то и уважаю, что умеет рассказывать, за бойкий язык», — под дружный смех ответил молчун.
Пристыженный, он зарекался вступать в разговоры, чтобы не становиться мишенью для насмешек. А как было бы хорошо. Вот бы случилось с ним что-то необыкновенное, чего еще ни с кем не случалось. Тогда было бы о чем рассказать! Каким гоголем ходил бы он тогда!
Нельзя сказать, что он денно и нощно мечтал об этом, но мысль о чем-то из ряда вон выходящем, занозой засев где-то в подсознании, в трудные минуты напоминала о себе, принося утешение и надежду. Сегодня же, собравшись в город продавать соломку, он думал только о шапке.
Как ни тянул он время, в город все равно пришел рано, не было и шести. Поэтому он выпил за один фэнь стакан горячего чаю, закусил домашними лепешками и пошел к вокзалу. По пути таращился на все витрины и зашел в магазин присмотреть себе шапку, прицениться.
Потом он зашел во второй магазин и только в третьем выбрал наконец шапку по вкусу, но тут спохватился, хлопнул рукой по карману — ведь денег с собой он не взял! Собирался купить шапку на вырученные от продажи соломки, совершенно забыв, что к тому времени магазины закроются. Теперь придется ждать до утра, но в городе нет у него ни родных, ни знакомых, переночевать негде. Придется, видно, ему еще несколько дней мерзнуть без шапки.