Современная новелла Китая
Шрифт:
Чэнь приуныл, а ветер, свистевший в ушах, пока он шел на вокзал, показался особенно свирепым.
Было около восьми, когда, добравшись до вокзала и выбрав подходящее место, он вынул из сумки и разложил на лотке пакетики с соломкой. Хотя на станции было довольно много народу, Чэнь наперед знал, что все эти люди поужинали, прежде чем прийти на вокзал, и вряд ли станут покупать его товар, разве чтоб побаловать малышей. Настоящая торговля начнется после десяти часов, с приходом вечерних поездов. Магазины и столовые к тому времени закроются, и соломка пойдет нарасхват. На крайний случай есть еще один одиннадцатичасовой поезд, но это, пожалуй, слишком поздно, лучше не все продать, чем всю ночь провести в пути. Обратная дорога, как ни крути, тоже тридцать ли.
Но торговля шла
Тяжко вздыхая, он решил подобру-поздорову возвращаться домой. Но тут ноги у него подкосились, колени задрожали, слабость охватила все тело. Чэнь встревожился: уж не занемог ли? Только что торговал, суетился, в горячке ничего не чувствовал, теперь же, распродав товар, ощутил ломоту во всем теле. В горле першило, дышать было трудно, потрогал лоб — как крутой кипяток. Нет, не потому он охрип, что выкрикивал цену. Он весь горит, как огнем полыхает. А тут, как назло, ледяной ветер дует в затылок. Что делать? Хорошо бы глотнуть горячего чаю, утолить жажду. Чайные закрыты, но на станции есть кипяток, вспомнил Чэнь и с трудом поплелся туда. Вот и титан. Поискал глазами стаканы — ни одного не видно. А, все ясно: в связи с развернувшейся борьбой за санитарию и гигиену пассажиры предпочитают пользоваться своей посудой, и станционное начальство не долго думая вообще убрало стаканы. Чэню было не до гигиены: набрав воды в пригоршню, он с жадностью ее выпил. Кипяток обжигал, но у Чэня был сильный жар, и он ничего не почувствовал. Он немного приободрился, однако о возвращении домой нечего было и думать.
Тридцать ли, которые он проходил обычно шутя, сейчас в его представлении растянулись в целую тысячу. Ничего не поделаешь. Пришлось устроиться на свободной скамейке в зале ожидания и терпеливо ждать утра, досадуя на свою забывчивость, от которой все его беды: и без шапки остался, и простудился. Один неверный шаг — и все пошло насмарку, теперь что хочешь, то и делай… Положение действительно хуже не придумаешь. А если ему станет совсем плохо, здесь в незнакомом месте, среди чужих людей, без врачей и лекарств, — тогда конец! А ведь он еще мужчина хоть куда, живет по совести, ничего постыдного не совершил, а умрет здесь, и глаз закрыть некому; протяни же он еще несколько лет, поработай в поле, от этого всем одна польза. Нет, он еще поживет в свое удовольствие, окочуриться всегда успеет, зачем спешить? Тут Чэнь даже развеселился, уголки губ расползлись в улыбке, из пересохшего рта вырвался едва слышный смешок. Он, словно в такт музыке, стал легонько похлопывать себя рукой по колену, зевнул, уронил голову на скамеечку и, растянувшись, заснул.
Когда Чэнь проснулся, солнце стояло уже высоко. Тело было налито точно свинцом, в голове муть какая-то, веки припухли. Он приоткрыл глаза, перевернулся на другой бок, собираясь еще поспать, как вдруг содрогнулся всем телом, словно его поразили в самое сердце или подвесили за кишки. Пощупав рукой и обнаружив, что лежит на чем-то мягком, он привстал, огляделся. Устроился он, однако, неплохо: удобная постель, матрац из пальмового волокна. Он замер от изумления и, прикрыв глаза, стал припоминать, как он тут очутился. С трудом собрал уплывающие из памяти события ночи: товарища У, секретаря уездного комитета партии, как ехал в его машине. И вдруг вспомнил все…
Что ж, ни разу в этом году Чэнь Хуаньшэну не повезло так, как сегодня: в трудный час на его пути встретился спаситель. Вскоре после того как он забылся сном на жесткой станционной лавке, к вокзалу подъехал джип секретаря уездного парткома У Чу. Ночным поездом секретарь
Чэнь вспомнил разговор с секретарем. «Заболел?» — спросил тот. Чэнь утвердительно кивнул. «Как ты сюда попал?» Чэнь показал на дорожную сумку. «Пустая? А где же вещи?» Чэнь, кажется, промолчал. Но У сразу все понял. Вместе с шофером они довели Чэня до машины и повезли в больницу. Человек в белом халате, осмотрев Чэня, с улыбкой обратился к секретарю; кажется, он сказал: «Сильная простуда, но ничего страшного», — налил полстакана воды, дал запить таблетку и еще бесплатно снабдил лекарством. «У нас нет свободных коек, — сказал он секретарю, провожая их до машины. — Устройте его на ночь в гостиницу, ему нужен покой!» Когда машина тронулась, он услышал, как секретарь У сказал водителю: «До отхода поезда тринадцать минут, отвези меня на вокзал, а потом его в гостиницу, пусть ему отведут отдельный номер. Скажи, это мой друг…»
При одном воспоминании об этом у Чэня так сильно забилось сердце, будто в груди ударили в колокола, под сомкнутыми веками в уголки глаз набежали слезы и, задержавшись на мгновение, выкатились, побежали по лицу… Славный человек секретарь У, уважил его, Чэнь Хуаньшэна, представил своим другом, помог в беде, выручил, спас, можно сказать, от верной гибели. Что и говорить, редких достоинств человек. А ведь в сущности, думал Чэнь, никакие мы с ним не друзья, просто знакомые, в домашней обстановке, за столом всего-то раз и встречались. Однажды осенью, знакомясь с работой их бригады, У Чу вдруг нагрянул к нему на обед, хотел, видно, узнать, как теперь живет бывший бедняк. У Чу накупил ребятишкам гостинцев, кучу денег потратил, с лихвой хватило бы на два обеда. Никто так запросто в гости не ходит. Да, что ни говори, а секретарь У на своем высоком посту от простого народа не отгораживается.
На сердце у Чэня потеплело. Он вытер слезы, успокоился, открыл глаза, еще раз осмотрелся да так и ахнул от изумления. Все кругом было чистое, новенькое: ослепительно белый потолок, выкрашенные на высоту человеческого роста светлой блестящей краской стены, зеркально-гладкий темный пол и мебель веселых тонов: светло-коричневый комод, светло-желтый письменный стол и еще две побольше, чем стулья, низкие скамейки, обитые кожей. Чэнь в жизни таких не видел. Взгляд его скользнул по кровати, задержался на нарядной с каймой простыне, шелковом одеяле, белоснежном пододеяльнике — все чистое, новое, с иголочки, так что Чэнь, оробев, невольно сжался в комок, вспомнив, что сам-то он давно не мылся. Боясь запачкать всю эту красоту, он тихонько поднялся с постели, оделся и, крадучись, точно вор, неслышно ступая босыми ногами, направился к двери. Но, проходя мимо кожаного кресла, не удержался, потрогал, слегка нажал на сиденье, оно пружинило, сесть в кресло Чэнь, однако, не решился: вдруг продавит! Осторожно отворив дверь, он вышел из комнаты.
Прошелся по коридору, ноги заледенели, к тому же, кроме него, никто босиком не ходил, и он решил обуться. В душе Чэнь ликовал, как здорово все устроил секретарь У. Подумать только, в какое место его поселил! Краем уха Чэнь, правда, слышал, что стоит это дорого, гостиница да еще такой роскошный номер, и ни в какие расходы не впишешь, самому придется раскошелиться, за одну ночь, можно сказать, просадил деньги на шапку, вхолостую съездил в город.
Чэнь не на шутку всполошился и пошел все выяснять, тем более что платить все равно придется.