Современная новелла Китая
Шрифт:
Чэнь и так прикидывал и эдак, ничего толкового придумать не мог. Но тут мысли его приняли неожиданный оборот, и он радостно хлопнул себя по ляжкам. Ну как же! Сколько было у него в эту поездку волнующих приключений! Разве не стоят они пяти юаней? Наконец-то и в его жизни произошли события, о которых можно с гордостью рассказывать каждому. В самом деле, спросите-ка, кто из членов или даже руководителей бригады ездил в машине секретаря У. Кто жил в гостинице, где номер стоит пять юаней? Посмотрим, как они уши развесят, когда он начнет все по порядку рассказывать. И кто после этого станет утверждать, что с ним не о чем говорить! Что ничего-то он не видал на своем веку? Кто посмеет теперь его презирать, а?.. Настроение у Чэня сразу поднялось, он словно бы стал выше ростом. Мысль о жене его больше не тревожила, теперь он без труда сладит
И что бы вы думали? Авторитет Чэня с тех пор в деревне действительно вырос, односельчане охотно слушают его, даже кадровые работники бригады теперь с ним на дружеской ноге. А когда он идет по улице, то кто-нибудь, проводив его глазами и тыча ему в спину пальцем, обязательно скажет: «Вот этот ездил на машине секретаря У». Или: «Он жил в дорогой гостинице, пять юаней за ночь платил…» Однажды заготовитель с завода сельскохозяйственных машин, похлопав его при встрече по плечу, сказал: «Не везет мне, без конца мотаюсь по гостиницам, а пожить, как тебе, в люксе ни разу не довелось».
С тех пор Чэнь Хуаньшэн совсем заважничал и дела у него пошли на лад.
ГУ ХУА
ДОМИК, УВИТЫЙ ПЛЮЩОМ
Гу Хуа (настоящее имя — Ло Хунъюй) родился в 1942 году в одной из деревень провинции Хунань. В 1961 году окончил сельскохозяйственное училище, затем работал младшим агрономом в НИИ сельского хозяйства. В 1975 году стал литературным консультантом в районном ансамбле песни и пляски. В 1979 году перешел на работу в районное отделение Всекитайской ассоциации деятелей литературы и искусства. В 1980 году вступил в Союз китайских писателей, в том же году был избран членом правления Союза хунаньских писателей.
Печататься начал с 1962 года. В 1978 году опубликовал сборник рассказов «Песнь о стремительном потоке». До конца 1981 года напечатал четыре повести (среди них «Золотолистый рододендрон») и тридцать с лишним рассказов, в том числе «Дарю тебе нефритовую орхидею». Опубликованный в 1981 году роман «В долине лотосов» (в 1986 году вышел на русском языке в издательстве «Радуга») был удостоен литературной премии имени Мао Дуня — одного из крупнейших китайских писателей XX века. Рассказ «Домик, увитый плющом», первоначально опубликованный в журнале «Шиюэ», получил Всекитайскую премию 1981 года.
Уже долгие годы в Туманных горах ходит легенда о молодой женщине из племени яо. Рассказывают, что жила она в глухих заповедных лесах Туманных гор, в Зеленом логе, и была помощницей лесника, своего мужа. Звали ее Пань Цинцин — Зеленая. В горах она родилась, выросла, вышла замуж и даже в лесничестве, находившемся довольно далеко, была всего раз. Поэтому парни из лесничества никогда ее не видели, только слышали, что она прекрасна, как фея.
Домик Цинцин, сплошь увитый зеленым плющом, был срублен из цельных стволов пихты, да так крепко, что даже кабанам не удавалось его подрыть. Лишь у самой земли бревна почернели и обросли «белыми ушками» — древесными грибами. За домом протекал чистый горный ручей, который никогда не замерзал. С внешним миром Зеленый лог связывала единственная тропинка. Правда, накануне «культурной революции» здесь начали устанавливать телефонную связь, чтобы в случае необходимости сообщить о пожаре, но вскоре провода порвались под тяжестью обильного снега, а чинить было некому: во время «культурной революции» начальники в лесничестве сменяли друг друга, точно фигурки в волшебном фонаре или блины на сковороде. Так и не проник телефон — символ современной цивилизации — в эти древние леса… Здесь всегда было тихо, и днем и ночью, будто на сотни верст вокруг все уснуло, только цветы распускались да голубой дымок вился над домиком. Сонную тишину не нарушали ни крики петухов и горных птиц, ни лай собак, ни детский плач.
Родители Пань Цинцин умерли рано, и осталась она одна с мужем — Ван Мутуном, здоровенным мужиком. Такому впору на тигров охотиться, а он за лесом присматривал, как и жена. Перед едой любил
Грамоты Ван Мутун не знал, зато был сметлив и очень самоуверен. Он чувствовал себя хозяином Зеленого лога, маленьким феодалом. Все здесь принадлежало ему: жена, дети, дом, хотя сам он подчинялся лесничеству. До рождения детей Пань Цинцин не раз просила сводить ее в лесничество, почти за пятьдесят километров, так он даже бил ее за это или ставил в наказание на колени. Боялся, что жена, увидев другую жизнь, полную соблазнов, сбежит с каким-нибудь бездельником, которых полно в лесничестве. Лишь когда родился сын, а потом дочка, он немного успокоился — дети крепко привязывают. Наконец он почувствовал, что Пань Цинцин ему настоящая жена. Теперь пощечины он щедро раздавал детям, ставил их на колени, как, бывало, жену, поддерживая таким образом порядок в семье. В домике, увитом плющом, образовалось маленькое общество, где соблюдалась железная субординация и каждый знал свое место.
Они жили оторванные от мира; такую жизнь, пожалуй, не назовешь идеальной, зато она была спокойной и привычной. Раз в месяц Ван Мутун ходил в лесничество, получал жалованье за себя и жену и покупал все необходимое: рис, масло, соль и многое другое. Кроме того, он приносил домой новости, рассказывал, что случилось в лесничестве и за его пределами. Пань Цинцин слушала мужа, широко раскрыв свои блестящие круглые глаза, с таким любопытством, словно он рассказывал ей заморские волшебные сказки. В последние годы это чаще всего были истории о хунвэйбинах и цзаофанях: как ученики, надев на своих очкастых учителей черные доски, водили их по горам, точно обезьян; как один лесотехник, проучившийся полжизни, бросился в заводь для буйволов и захлебнулся на мелководье, даже спину не замочил. Теперь критикуют каких-то конфуцианцев, охотятся за ними, как за оленями, только что не стреляют. Всех грамотных называют конфуцианцами. Эх, хорошо у нас в Зеленом логе! Земля черная, жирная, палку воткнешь — и то прорастает! Мы с тобой грамоте не обучены, никого не трогаем, и нас никто не трогает…
Пань Цинцин не все понимала, но чувствовала, что грамотным сейчас живется несладко, что культура — это несчастье. А вот они с мужем счастливы. «Хорошо у нас в Зеленом логе!» Она так привыкла к этим словам, что поверила в них и не хотела думать о непонятной борьбе в лесничестве и прочих дьявольских местах. У нее не было никаких особых желаний — лишь бы муж поменьше ругался и не так сильно бил. Едва темнело, они крепко запирали дверь и ложились спать, сжигая, таким образом, за полгода не больше четверти литра керосина. Никто не слышал, о чем говорят муж с женой ночью, только луна да звезды, глядевшие в высокие окна.
— Цинцин, роди мне еще нескольких ребятишек!
— У нас и так двое. А ты сам говорил, что сейчас нельзя много рожать. Сделают стерильным!
— Ничего, нам и семерых можно!
— Не бережешь ты меня…
— Не берегу? А чего тут страшного?
— В лесничестве заругают…
— Не бойся! В крайнем случае не дадут пайка на лишних детей. Так у нас земля есть. Разве не видишь: у меня руки — как совки для риса! Почему же не родить? Вот скоро хлопчатник посею, достанем прялку твоей матери, ткацкий станок, вымоем хорошенько…
— Вижу я, ты всю жизнь хочешь меня в горах продержать! Как фазаниху!
— А что? Ты моя!
Он крепко обнимал Пань Цинцин, и она затихала в его жарких объятиях. Да, она — его собственность, он может ее ругать, бить, а она будет рожать — так же легко, как плодоносит дерево. Ведь она здоровая, в самом расцвете, боль ей нипочем. И молоко из грудей льется так же свободно, как сок из дерева. Муж у нее сильный: хоть кабана, хоть тигра одолеет. Руки — как железные обручи, обнимет — не вырвешься. Силушку девать некуда! Но там, за горой, мужья с женами, пожалуй, то же самое делают?