Современная румынская пьеса
Шрифт:
Кристина подходит.
Если поймешь, что я сделал, догадаешься, что я уже по ту сторону и печали и жалости.
К р и с т и н а (зачарованная и испуганная, слегка пятится). На что глядят эти люди, что они увидали?
М а н о л е. Небытие, девочка. Смерть.
К р и с т и н а взглядывает на него, издает сдавленный крик и бежит, оставив дверь открытой.
Гусыня! (Вновь
В дверь заглядывает В л а д. Видит отца, но не отдает себе отчета в том, что происходит, или не хочет принимать этого во внимание. Осторожно проходит за спиной Маноле к скульптуре. Через некоторое время возвращается.
В л а д (настолько взволнован, что почти заикается. Подходит к отцу). Прости меня, отец! Я должен был увидеть ее! Потрясающее творение!
М а н о л е (во власти приступа, невнятно бормочет). Ампулу! (Показывает на куртку, висящую на гвозде.)
В л а д (только сейчас осознал серьезность положения). Что с тобой, папа, тебе плохо?
М а н о л е (хрипит). Ампулу!.. В кармане!
В л а д (бросается к куртке, достает ампулу). Что с ней делать, папа?
М а н о л е. Платок… Разбей… Скорее…
Влад разбивает ампулу в платок. Маноле хватает его и глубоко вдыхает запах лекарства.
В л а д (совсем потеряв голову). Позвать кого-нибудь? За доктором послать?
М а н о л е (делает отрицательный жест. Продолжает вдыхать, потом понемногу расслабляется). Воды, прошу.
В л а д (подавая стакан). Тебе легче?
М а н о л е (отвечает с большим запозданием, как человек, вернувшийся издалека). Пока да. По крайней мере могу дышать. (Пауза. Глядит на скульптуру.) Не успею закончить ее!
В л а д. Но она закончена, отец!
М а н о л е (глядит на него недоуменно и сосредоточенно). Что? Что ты сказал?
В л а д. Всякое добавление ее осквернило бы. (Благоговейно.) Какой ты большой скульптор, папа! (Возвращается к скульптуре.) Теперь я понимаю твои слова, что я ничего не знаю о мраке и почему предупреждал меня не плясать на канате. Каким глупцом я должен был тебе казаться с моими мелочными истериками и моим эстетическим шутовством! (Подходит к Маноле.) Но с этой твоей скульптурой случилось нечто: она ничего не потерпит рядом! Она — по ту сторону искусства и человеческого.
М а н о л е. Не ожидал от тебя таких слов.
В л а д (указывая на скульптуру). Она вынуждает меня произнести их. Вопреки моему сопротивлению. Это не человеческое творение, а противоположность
М а н о л е. Помоги мне подняться. Хочу ее видеть.
Влад помогает ему встать и подводит к скульптуре.
Как странно! Ты прав. Я не заметил, что кончил ее. Думал, что работы еще много. Но сейчас понял, однако, что полностью закончил ее. Словно лет десять назад. (Улыбается, потом улыбка переходит в почти жизнерадостный смешок.)
В л а д. Чего ты смеешься?
М а н о л е (указывая на скульптуру). Само уродство!
В л а д. Это шедевр!
М а н о л е. Как гигантская, вырванная с корнем и водруженная на постамент опухоль. (Вопросительно сыну.) Почему на постамент?
В л а д. Не понимаю, что ты хочешь сказать?
М а н о л е. Откуда такой шум? Невероятный шум, как водопад, ураган.
В л а д. Тебе чудится.
М а н о л е (внимательно прислушивается). Готово, теперь исчезло, прошло… Рассеялось… (Длинная пауза.) Какая ласковая тишина! Почему он не поет?
В л а д (испуганно). Кто не поет?
М а н о л е. Не пугайся, я не брежу. Никогда не было так ясно. (Трогает рукой голову, потом грудь.) И здесь… и здесь… (С улыбкой.) Так должна чувствовать себя женщина, которая родила чудовище. Очистившаяся, облегченная… и очень виноватая, стыдящаяся.
В л а д. Папа!..
М а н о л е. Молчи, Влад. Позволь мне поговорить с самим собой. Давно уж я не говорил со старым, вышедшим из моды каменотесом. Он был неглупый старик и с чувством достоинства. Ему не по нутру были умозрительные обоснования, претили непристойности. (Указывает пальцем на скульптуру.)
В л а д (робко). Я хочу у тебя кое-что спросить.
М а н о л е. Что ты сказал?
В л а д. Я хочу спросить тебя. Для меня это очень важно… После… (указывает на скульптуру) что можно еще создать? Что еще может быть потом? Не для тебя, но вообще, для художника.
М а н о л е. Ничего. Явно ничего не может уже быть после.
В л а д. Значит, тому, кто принял ее, не остается ничего другого, как бросить долото, упасть на землю и выть от ужаса. Как животное.
М а н о л е (после молчания). Но ее не нужно принимать.
В л а д (оторопев). Как? И это говоришь ты, ты, создатель ее?
М а н о л е. Не я ее создал, Влад, а мой страх. Теперь этот страх уже не во мне, а там, на постаменте, безумный и бесстыдный. Оттого я и смеялся сейчас, потому что открыл вдруг… что мне больше не страшно. (Возбужденно.) Никогда я не был так свободен и силен, как сейчас. (Хватается вдруг за грудь с выражением страшной боли на лице. Почти хрипит.) Ничего, это уже не имеет никакого значения. Устала плоть. На отдых просится. Только и всего.