Современная швейцарская новелла
Шрифт:
Поздняя осень. Убавились дни, удлинились сумерки и ночи. Облетела листва, на деревьях клочья тумана, у прохожих хмурые, отчужденные лица. На улицах появились продавцы жареных каштанов, на привычных местах расставили свои светло-коричневые будочки. Когда проходишь мимо, в нос ударяет аппетитный запах раскаленных на жаровнях каштанов.
Приближаются муниципальные выборы.
В связи с избирательной кампанией газеты развернули полемику. Но у Франца нет времени, чтобы уследить за ее ходом или вчитаться в прочие печатные материалы, по той же причине он не ходит на предвыборные собрания, которые, как пишут, плохо посещаются. Франц всегда голосует за представителей буржуазных партий. В военном департаменте социалисты не пользуются доверием, никогда не знаешь, что от них ждать, возьмут вдруг да выступят против кредитов на вооружение. Смутьянов среди них всегда хватает. Социал-демократы,
А Баден-Поуэлл или генерал Гизан, были ли они социалистами?
Франц знает, за кого он отдаст свой голос.
Незадолго до выборов он все-таки находит время («Когда времени нет, его надо найти» — таков его mot d’ordre [31] ), чтобы хоть разок просмотреть списки кандидатов различных партий, ведь иногда можно узнать много любопытного. «Гляди-ка, Пфойти, оказывается, среди независимых. Не знал, не знал. А Саломея Гутяр опять на старте, но, как обычно, вряд ли дойдет до финиша. Постой, а это, похоже, Нойеншвандер-младший, визави за углом. Отец-то радикал. Неужели сын социалист? А Карл Шори все еще подвизается в „Молодом Берне“, хотя сам далеко не мальчик».
31
Пароль, лозунг (франц.).
И так далее: незнакомое имя — знакомое, угадываешь, ищешь, находишь, будто в «холодно-горячо» играешь, занятно, Труди тоже нравится. Сейчас она принялась составлять список кандидатов по своему усмотрению, наверняка впишет в него как можно больше женщин — из буржуазных партий, разумеется. Что ж, ее право. Но феминисткой его жену не назовешь, крайности ей чужды.
Сильвио Кнутти. Необычная фамилия.
Францу кажется, что он ее где-то встречал.
Но нет, никого с такой фамилией он не припоминает.
Кто он? Простой чертежник? Тогда у него мало шансов. Как-нибудь без него обойдемся. Кнутти — кандидат Лиги марксистов-революционеров. Ясно. Подпевалы Москвы. Ну, этой кучке рассчитывать не на что.
Зато на следующий день…
Франц начитывал письма в диктофон и вдруг похолодел от тревожной догадки. Кнутти Сильвио… Ведь это же его квартирант!
Да, Сильвио Кнутти, чертежник, все сходится, проживает на первом этаже, вместе с приятельницей, некой Сузи Функ, не то Финк. С ними лично Франц не знаком, а имена знает благодаря платежной ведомости, которую составляют для него в бюро «Ваттенрид и К°». Вполне вероятно, что они присутствовали на кремации, хотя Франц поручиться не может. Скорей всего, их не было. Подобные субъекты лишены элементарного уважения к смерти, к религии. Ничего не скажешь, удружила тетушка. Вдруг выясняется, что в доме живет ниспровергатель устоев, который, очевидно, только и ждет своего часа, чтобы отобрать у Франца его собственность.
К счастью, в обозримом будущем это не произойдет, в Швейцарии по крайней мере.
Гораздо больше беспокоит другое.
Любая деятельность левых экстремистов, собрания и демонстрации с их участием, круг людей, в котором они вращаются, — словом, каждый шаг подлежит наблюдению и контролю. Кое-кто может сколько угодно на это досадовать. Однако факты убеждают, что поджигателям палец в рот не клади, значит, необходима бдительность, иначе они все подожгут. Фриш это верно показал в пьесе [32] , которую Франц видел несколько лет назад, когда они с Труди еще выбирались в театр. Франц не на шутку встревожен. Ему хорошо известно, что стражи порядка берут на заметку не только подозреваемых, но и их работодателей и лиц, предоставляющих им жилье. Такова давняя практика. Франц сам всегда считал, что в любом деле нужна целенаправленность, и раз уж без наблюдения не обойтись, оно должно быть по возможности всеохватывающим. С тех пор как был обвинен в шпионаже бригадный генерал Жанмер, военнослужащие и сотрудники военного департамента находятся под неослабным контролем. Стоит в секретном досье «Кнутти, Сильвио» прочитать имя хозяина дома, как он, Франц Видеркер-Флюк, из чиновника с безупречной репутацией автоматически станет подозреваемым. Иначе почему вахмистр Санчи, которому Франц звонил на днях, был так краток? Обычно он не прочь поговорить. По службе Франц довольно часто имеет дело с федеральной полицией, когда наводит справки о персонале. Да, в прошлый раз Санчи прямо-таки резко оборвал разговор. А вдруг полиция уже осведомлена и Франц взят на подозрение?
32
Имеется
Проклятый дом, чтоб ему было пусто!
За кофе, когда девочки пошли к себе и на полную мощность включили стереосистему, Франц обсуждает создавшееся положение с Труди.
Она мгновенно оценила обстановку, выход один: предложить Кнутти немедленно съехать.
— А мое обещание?
— Но тетя Лени наверняка не знала, что за птица этот Кнутти. Ты как думаешь?
— Понятия не имею. Хотя левым она, кажется, симпатизировала. Идеалистка.
— Неужели ты полагаешь, тетушка хотела тебя подвести? У нее и в мыслях не было, что своим завещанием она ставит тебя под удар. Но факт ведь налицо, революционер в твоем доме живет. Разве могла она предвидеть все последствия, когда брала с тебя слово?
— Нет, конечно, нет.
— Ну вот видишь.
— Что именно?
— Кнутти — особый случай, и ты вправе считать себя свободным от обещания.
— Ты действительно в этом уверена?
— Ни капли не сомневаюсь.
Доводы жены кажутся Францу убедительными. Но обещание есть обещание, верность слову — принцип, наиболее чтимый старыми скаутами. Разве можно от него отступать при первых же трудностях? А Сильвио Кнутти и есть первый подводный камень, о который Франц споткнулся.
Ну а если решиться на выселение? Придется не сладко. Не успеет Франц и глазом моргнуть, как на него вмиг налетят и союз квартиросъемщиков, и служба по охране их прав, и прочие инстанции. Недаром он читает «Домовладельца». Принадлежность к (увы!) незапрещенной партии едва ли может служить достаточным основанием для выселения. Наша демократия охраняет всех, в том числе и своих врагов, гарантирует им свободу слова и выбора партии. Тем больше зависит от усилий каждого истинного гражданина — необходимо защищать устои, подавлять дурное в зародыше.
— Наверно, — говорит Франц, — стоит посоветоваться со специалистом из бюро «Ваттенрид и К°»…
Труди его одобряет. Но тут ей приходит в голову отличная мысль.
— Постой-ка! — восклицает она, просияв. — Дёльф Ваннер — вот кто нам поможет. Как же я сразу не подумала?
Труди всегда отличалась завидной сообразительностью. Ваннер — муж ее сестры, глава крупной строительной фирмы, обладатель солидного недвижимого имущества, к тому же майор и командир батальона. Труди даже слегка завидовала сестре, не всерьез, конечно, чисто умозрительно, и не из-за самого Дёльфа, скорее из-за того роскошного образа жизни, который Рут может себе позволить благодаря его богатству. Одевается она в Париже и Риме, обувь покупает в Милане. Разумеется, часто меняет машины, сейчас Рут разъезжает в «порше». Детей она пристроила в частные учебные заведения. Дочка — в престижной гуманитарной гимназии, сын — в альпийском интернате в Граубюндене. Всегда и во всем только самое лучшее, дорогое. Однако, жалуется Рут, Дёльф слишком деспотичен в семье. Супругов удерживают вместе привычка и любовь к комфорту, чувства, видимо, угасли. В их распоряжении уютная вилла с бассейном и прилегающим небольшим парком, просторное шале у подножья Юнгфрау и Зильберхорна в Венгене, популярном горнолыжном курорте, квартира и изящная яхта на Лазурном берегу в Ментоне, где, кстати, у Рут недавно появился не то приятель, не то любовник. Труди не посвящена в подробности, ей только известно, что он владелец отеля. С тех пор как дочки услышали о таинственном французе, у них тут же вспыхнул интерес к тете Рут, которая не очень-то балует девочек своим вниманием.
Только дай Ваннеру палец, как он у тебя всю недвижимость оттяпает, утверждают иные недоброжелатели. Успех всегда порождает зависть, а у зависти злой язык. Франц про Дёльфа ничего плохого сказать не может: с родными он любезен, всегда готов помочь. В конце концов, не случайно же он стал майором, а к Новому году, Франц знает доподлинно, должен получить звание подполковника, достойный человек. Его деловитость, предприимчивость? Но кто сказал, что это порок? Пока у нас свободная, рыночная экономика, которой все, даже личности вроде Сильвио Кнутти, обязаны свободой и благосостоянием, такие качества особенно в цене.
Франц, однако, сам не свой.
Ваннер не терял времени даром. Обследовал каждую мелочь, подумал и принял, по его словам, единственно возможное решение. Оно прозвучало компетентно и категорично, как приговор: полное запустение, все пришло в негодность, развалюха, а не дом. Какой выход? Либо снести его и строить заново, либо капитальный ремонт. Третьего не дано.
Франц растерялся, пробормотал:
— Невозможно.
— Почему?
— Я связан словом. Ты предлагаешь прямо противоположное тому, что я обещал тетушке. Ведь придется выселить жильцов.