Современная швейцарская новелла

Дюрренматт Фридрих

Молодой человек смотрел на ставшие бессмысленными приборы, на все эти смехотворные теперь рычаги и переключатели, окружавшие его в серебристо сверкающем свете кабины.

— Двести десять! — сказал он. — Не думаю, что при такой скорости вам удастся перебраться в вагоны, ведь они прямо над нами.

— Но это мой долг! — вскричал начальник поезда.

— Разумеется, — проронил молодой человек, не поворачивая головы и не видя тщетных попыток Келлера.

— Я обязан хотя бы попробовать! — кричал начальник поезда, он был уже далеко, вернее, высоко в коридоре, локтями и ляжками упираясь в его металлические стенки, а так как локомотив все круче шел под уклон, в ужасающем падении мчался к сердцу земли, к этой цели всего сущего, то начальник поезда в коридоре оказался висящим над головой молодого человека, распростертого на серебристом окне кабины машиниста лицом вниз, силы покинули его. И тут начальник поезда рухнул на пульт управления, обливаясь кровью, подполз к молодому человеку и обхватил его за плечи.

— Что нам делать? — закричал он сквозь грохот несущегося на них туннеля прямо в ухо молодому человеку,

чье жирное, уже ставшее бесполезным, ни от чего не спасающее тело недвижно покоилось на стекле, отделяющем его от бездны, и сквозь это стекло бездна струилась в его впервые широко открытые глаза. — Что нам делать?

— Ничего, — безжалостно ответил молодой человек, не отворачивая лица от этого смертоносного зрелища, однако не без какой-то уже потусторонней веселости, весь в осколках стекла от разбитой приборной панели; и вдруг невесть откуда взявшийся сквозняк (в стекле кабины появилась уже первая трещина) подхватил два ватных тампона, и они со свистом унеслись вверх. — Ничего. Господь покинул нас, мы падаем и, значит, несемся ему навстречу.

Вальтер Кауэр

СТИРКА

Перевод с немецкого П. Френкеля

Богостраст Изидор Тайлькэс всю жизнь принадлежал к той категории людей, коих принято определять понятием «бедолага». Причина сего крылась не столько в его материальном положении — для чиновника, состоящего на государственной службе, да к тому же холостяка, оно было куда выше среднего, — сколько в немыслимом имени. Одному дьяволу ведомо, о чем думал пенсионер Андреас Тайлькэс, в прошлом старший преподаватель, когда рискнул подвесить своему первенцу на всю его будущую жизнь столь чудовищную комбинацию имен, — подобное частенько проделывают озорники с пустой консервной банкой, прицепляя ее к кошачьему хвосту. С той лишь разницей, что в последнем случае всегда находится добрая душа, которая освобождает животное от украшения, вызывающего повышенное внимание. Но от такого имечка вдруг не избавишься; и уже в школе беднягу нагрузили полным набором производных от него прозвищ, на которых здесь вряд ли стоит задерживать внимание — мы ведь как-никак рассказываем историю, а не тщимся усугубить мучения несчастного. Заметим лишь: всякий раз, как преподаватель закона божьего задавал выучить наизусть псалом некоего Геллерта, которого, кажется, тоже звали Богострастом, класс взрывался громовым хохотом. Вот, может быть, первое указание на причину, побудившую немолодого преподавателя дать сыну такое имя. Впрочем, это не более чем гипотеза: второе имя — Изидор — ни в малейшей степени не связано ни с живыми, ни с усопшими.

Скажите: не проще ли было поменять злополучное имя или взять одно из вошедших в моду американизированных сокращений? Ведь как звучит Изи Б. или Богодор! В Богодоре есть даже этакая экзотическая изысканность; но загвоздка состояла в том, что отец Андреас был еще жив, и примерный сын не решился бы поменять имя ни под каким видом. Так он и пробивался, стиснув зубы, через годы учебы и наконец благополучно добился места в одном из учреждений, которое своим названием и его смыслом могло успешно соперничать с именем господина Тайлькэса: он определился секретарем госуполномоченного по проведению статистических мероприятий по программе искусственного осеменения крупного рогатого скота швейцарской бурой породы. Каково! Пишущему сии строки не ведомо, существует ли такой же уполномоченный и по другим встречающимся в наших краях породам рогатых, но, судя по неудержимому росту метастазов в управленческой системе, это можно предположить едва ли не с полной уверенностью. Богостраст Изидор Тайлькэс был вполне доволен сложившимся положением, деловые бумаги он начал подписывать в решительной манере: просто Б. Т., с завитушками, дабы избежать смешков в других кабинетах, где циркулировали его бумаги, — кто-то ведь должен был обрабатывать статистическую галиматью, которую поставляла его контора. У него была небольшая современная квартира в небольшом городке, откуда он каждое утро ездил на службу в собственной машине. У него была приходящая домработница, одного лишь у него не было: жены. Все попытки, которые предпринимал в этом направлении БИТ (так фамильярно стал он именовать себя в барах и прочих местах), оканчивались самым печальным образом — приступами спазматического смеха у избранных объектов.

С тех пор как БИТ окрестил себя так, положение изменилось. Во всяком случае, на ближайшую субботу у него было назначено свидание, от которого он ожидал окончательного решения личной проблемы. Пока же был лишь понедельник: времени, чтобы все приготовить, более чем достаточно. В затаенной надежде на визит — в самом конце, после рандеву, ужина, кино и прочая, — он попросил сделать капитальную уборку квартиры, радуясь наперед, дал домработнице чаевые и тактично закрыл глаза на то, что уровень коньяка в бутылке понизился на два пальца. В понедельник он решил закончить работу на час раньше, ибо намеревался забрать из прачечной свое лучшее белье. Дома у него, конечно же, была стиральная машина-автомат со всеми необходимыми причиндалами, но, поскольку БИТ никогда в жизни не посещал курсов программно-вычислительной техники и не был профессионалом-электронщиком, он всегда обходил стороной белую тумбу с ее кнопками клавишами, командоаппаратом и разными штуками, а белье по старинке относил в прачечную.

В наилучшем расположении духа сидел он в своем автомобиле, покуривая сигарету. Был, как сказано, понедельник, когда началась трагедия Богостраста Изидора.

Он припарковал машину в запрещенном месте, наметанным взглядом определил, что полицейский инспектор находится в дальнем конце улицы и в настоящий момент выписывает квитанцию на штраф, значит, раньше чем через десять минут он до его машины не доберется, а БИТ в свою очередь рассчитывал самое позднее через три минуты выскочить из прачечной, и тогда его ищи-свищи. Вот почему Богостраст Изидор Тайлькэс застыл в некоторой растерянности перед закрытой дверью, на которой висела написанная от руки табличка, она извещала: в ближайшие две недели прачечная будет закрыта в связи с «коллективным отпуском». А его лучшие вещи были там, внутри!

Само собой, он мог позволить себе иметь лишнюю пару отменного белья, дабы оперативно подготовиться к свиданию, да вот — вещи-то были грязными. Оставалась еще одна прачечная, правда, она всегда казалась ему малопривлекательной — то была прачечная самообслуживания. А такого рода заведения он ненавидел всей душой, но сегодня не оставалось ничего другого, как мчаться домой, брать нестираное белье и самообслуживаться.

Через двадцать минут он удрученно стоял в очереди за домохозяйками, которые, по-видимому, притащили сюда накопленное за месяц грязное белье своих многодетных семейств. И когда, за десять минут до закрытия, очередь наконец подошла, у него не оказалось мелочи; домохозяйки, просадившие на стирку всю наличность, многозначительно переглядывались и сочувственно улыбались: такое могло произойти лишь с мужчиной. А одна матрона выразила общее настроение сакраментальной фразой: «Жениться вам надо, молодой человек!», чем заслужила общее горячее одобрение, которое вылилось в разговор, охвативший лестничные пролеты и даже все здание и кончившийся лишь с закрытием прачечной. Когда все домохозяйки разошлись, БИТ тоже направился домой, швырнул узел с нестираным бельем перед стиральной машиной, которая иронически глядела на него огромным стеклянным оком, затем налил себе коньяку и улегся на кровать, погрузившись в мрачные раздумья о свадебных перспективах.

На следующее утро его взору предстал узел с нестираным бельем, зияющая пустота в ящиках комода и недреманное око стиральной машины. Он отправился на службу и по дороге принял героическое решение: он сам выстирает белье. Тоже мне сложность! Для автоматической стиральной машины с переключателем программ у него была инструкция, пылившаяся за ненадобностью в одной из секций кухонного шкафа. Он составил поминутный план, все-таки он был статистик и знал, какое значение имеет точное планирование для каждого задуманного шага.

Итак, следовало докупить: стиральный порошок, утюг, гладильную доску. Мысль купить новое белье пришла ему в голову, когда было уже слишком поздно и трагедия свершилась. Что он еще недоучел, так это пару ведер и половые тряпки, но об этом он вспомнил, когда было поздно…

Ему, правда, пришлось в универмаге, в отделе моющих средств, затратить определенные усилия, но вот уже он сидит у себя дома, перед стиральной машиной и внимательно изучает руководство по эксплуатации. Дело было во вторник вечером — времени впереди еще предостаточно. Он послушно — руководство составлено было в строго повелительном тоне — засыпал порошок в предназначенное для этого, как он полагал, отверстие, нажал сразу на несколько кнопок, красный глазок машины начал угрожающе вспыхивать; он удовлетворенно захлопнул дверцу стеклянного люка, намереваясь предаться увлекательному лицезрению разыгрывающегося за стеклом действа: белье бодро завертелось в барабане, однако зримого стирального эффекта все не возникало. Наконец Богостраста Изидора Тайлькэса осенило, он заглянул в руководство по эксплуатации: ну конечно, ха-ха, как же можно стирать без воды! Довольный собой, он нажал указанную кнопку, повернул ручку командоаппарата и решил умиротворенно понаблюдать за стиркой с рюмкой коньяку, но дверца стеклянного люка дернулась, красный глазок презрительно заморгал, вслед за этим машина выплеснула опешившему Богострасту Изидору с полведра воды — прямехонько в лицо. Засим последовала рубашка, и не успел он опомниться от шока, как струя крутого пара с шипением пронеслась в миллиметре от его головы и превратила висевший на противоположной стене подлинник Эрни в копию Пикассо. С еле сдерживаемым раздражением БИТ пнул дверцу люка, она захлопнулась, машина зафырчала и повела себя, как он, к несчастью, решил, пристойно — начала стирать. Правда, при этом она как-то странновато булькала, но так оно, видно, и быть должно: такие звуки производит вода.

Бульканье разрослось до устрашающего рокота — БИТ в это время сидел в кресле, вконец обессиленный, подкрепляясь коньяком и одновременно прикидывая, что он сможет выручить за испорченную картину на очередном аукционе сюрреалистов. И тут он, к своему ужасу, заметил набухающий ручеек, текущий из холла в комнату. Проклиная эти современные, плохо защищенные квартиры, он стал искать в руководстве кнопку, которая могла бы укротить машину, остановить слив воды. Все безрезультатно; когда вода поднялась до лодыжки, он вывернул пробки. Урчание, бульканье, плеск тотчас прекратились. Само собой, Богостраст Изидор оказался в кромешной тьме. Панический страх объял его, и он выбежал из квартиры, чтобы вызвать слесаря-сантехника: нужна была немедленная помощь. В статистике БИТ, может, и разбирался, но вот в специалистах слесарного дела не разбирался совершенно. Первые четверо даже и не подумали снять трубку; пятый невнятно посоветовал, видно пережевывая ужин, обратиться к нему в ближайшие дни, а пока пусть господин… Как, простите, ваше имя?.. Богостраст Изидор Тайлькэс, сказал БИТ покорно и тут же вынужден был отвести трубку на полметра от уха, иначе от звенящего гогота, перешедшего в угрожающий рев, могли лопнуть барабанные перепонки. Уж не думает ли господин, что его можно дурачить! А?!