Современная швейцарская новелла
Шрифт:
За день Траксель не раз заглядывал то в одно, то в другое помещение сауны и строго за всем следил. Если, к примеру, в парилке возле печи висело полотенце, он очень вежливо, обращаясь к кому-нибудь из клиентов, но не прямо к провинившемуся, выговаривал ему, что, мол, неоднократно уже говорилось: сауна — не сушилка. Если провинившийся в это время был в душевой, он повторял свои слова, стоя возле приоткрытой двери, чтобы тот непременно его услышал, либо входя в комнату отдыха, если провинившийся находился там…
Виновный тотчас убирал полотенце из парилки и просил извинить его за рассеянность.
«Клиенты
Он терпеливо выслушивал рассказ клиента о разгрузочном меню, смотрел, в каких местах тот похудел, а в каких еще собирается похудеть, справлялся о здоровье, отвечал на вопросы о своей семье, о том, как идут его дела, как он думает провести отпуск, успевая попутно кого-то пожурить, но опять-таки не прямо, а обращаясь к другому, за то, что тот, не вытершись досуха, вошел в раздевалку: от этого портятся паласы. Он смеялся чужим остротам, острил сам. Когда он бывал занят, за порядком приглядывала его жена, темноволосая симпатичная женщина приятной наружности, чуть моложе его и почти на две головы ниже ростом. У нее среди клиентов тоже были любимчики, с ними она беседовала в холле, и потом, пока они переодевались, принимали душ, и когда она приносила им напитки.
Намеки на то, будто среди клиентов Тракселя у нее не только друзья, он пропускал мимо ушей; когда же на это намекал кто-нибудь из его добрых знакомых, он шутливо отвечал, что это вносит разнообразие в жизнь его жены: ведь таким образом она нет-нет да и увидит другого голого мужчину, кроме него.
Траксели слыли счастливой супружеской парой; вместе проводили свободные послеобеденные часы, выходные дни, вместе ездили отдыхать.
Во время массажа Траксель держался непринужденно и доброжелательно. Круглое окошко, которое он врезал в стену душевой, в это время обычно бывало приоткрыто, и каждый знал, что его видят, но массирует Траксель мужчину или женщину, разглядеть из душевой было невозможно.
Ничто не ускользало от внимания Тракселя, он, казалось, успевал повсюду следить за чистотой и порядком, которые так высоко ценил. Все это «афишировало себя» — любимое словечко Тракселя — уже при входе в доходный дом: сине-белой вывеской, запахами изысканного мыла, бадузана, масел и парфюмерии, роскошно отделанными помещениями сауны, да и видом самого хозяина, холеного, неизменно в белом подпоясанном, до колен халате — одним словом, «афишировало себя» всем его поведением. Его спокойствие, уверенность в себе, а когда надо и решительность дополняли картину.
Его сауна стала образцом для остальных.
На третий год банк сильно повысил арендную плату, и Тракселю пришлось повысить цены за массаж, сауну, полотенца, а также на мыло, шампунь и напитки. Объявления по этому поводу он не повесил. Он вообще никогда не вешал никаких объявлений и не проставлял на деловых бумагах цены, нет, он говорил об этом с каждым клиентом в отдельности. Даже если клиент находил, что цены в сауне выросли несоразмерно с общим ростом дороговизны, Траксель и тогда оставался дружелюбным, не пускался в долгие объяснения, а глубоко вздохнув, с видом человека, покорившегося судьбе, отвечал, что не в его власти изменить ход событий, что страдает от этого не меньше других, что он, в сущности, всего-навсего арендатор.
Самым же близким друзьям он признавался, что благодаря повышению цен отсеются лишь те, кто, собственно, никогда и не входил в круг постоянных клиентов сауны.
Сауна Тракселя уже слыла к тому времени самой комфортабельной, самой дорогой и элитарной, когда однажды грипп загнал Тракселя в парилку. Он сам отрегулировал температуру, хорошо пропотел, но ни кашель, ни насморк не стали от этого меньше, да и знобило его по-прежнему. Он скверно себя чувствовал, это было видно по его лицу, но он и теперь не переставал следить за порядком, и все поражались его выдержке.
В конце концов жена все-таки заставила его лечь в постель. Она встревожилась, ведь в его годы с гриппом, право же, шутить опасно.
Траксель и в постели обливался потом. Рядом, на ночном столике, стояла чашка чаю, лежали таблетки, полотенца. А его жена вместе с массажистом встречали в холле клиентов, выдавали полотенца, мыло, шампунь и напитки, отвечали на телефонные звонки, принимали пожелания Тракселю скорейшего выздоровления и дружеские приветы. Клиентов, уже записанных на массаж к Тракселю и настаивавших на том, чтобы массаж делал непременно он, уговаривали подождать.
И теперь, в отсутствие Тракселя, клиентам не приходилось дважды повторять свою просьбу, будь то насчет газеты или более холодной минеральной воды. Лишь изредка кто-нибудь просил чуть повысить либо понизить температуру в парилке. Этот образцовый порядок вызывал у жены Тракселя чувство покоя и гордости, но держалась она по-прежнему скромно.
Всех подкупали ее доброжелательность и предупредительность, клиенты находили, что она премилый человек и вполне соответствует своему мужу и тем самым всему их предприятию.
«Да иначе и быть не могло», — говорили клиенты, едва переступив порог сауны. Они не уставали повторять это и тогда, когда она выдавала им полотенца, предлагала новый шампунь для волос, когда взвешивались и когда, уставшие, но посвежевшие, шли, обмотанные полотенцами, в комнату отдыха.
Напасть эта, говорила она позже, оправдываясь перед мужем, приключилась с массажистом как раз тогда, когда она ушла забрать сына из детского сада. За недосмотр жены Траксель извинился перед клиентами, потом перед клиентами извинилась и сама жена. Когда она вернулась, новый клиент уже сидел голый в парилке, рассказывала она, между зубным врачом и владельцем таксомоторного парка, а напротив сидели владелец ресторана, журналист и страховой агент. Она поздоровалась с ним так же приветливо, как и со старыми клиентами, и, как всегда, проверила, не слишком ли в парилке жарко.
Задним числом она припомнила, что ее озадачила тогда напряженная тишина в парилке. Обычно в этой компании веселились, острили, правда не очень громко. В душевой журналист не сказал свое обычное: «Я сейчас будто скотина после долгого пребывания в стойле».
В глаза ей бросился также ботинок, один-единственный, довольно грязный и со стоптанным каблуком, который валялся возле шкафа.
Впрочем, не ее дело искать ботинки под лавкой, и не ее дело ставить их на место.
— Что бы ты подумал, — спросила она мужа, — если бы увидел перед шкафом с вынутым ключом один-единственный ботинок?