Современная вест-индская новелла
Шрифт:
— Потерпи, дорогая, — как мог утешал жену Лео. — Завтра я увижу того человека с мыльной фабрики…
Скрипучий голос Сэма вернул Лео к действительности.
— Ты вроде рассчитывал получить работу сегодня утром. Что же ты ничего не рассказываешь?
— Место отдали двоюродному брату начальника цеха.
— На все воля господня! — сочувственно произнес Сэм, качая круглой головой.
Людей на площади поубавилось, осела пыль, вздымаемая торопливыми шагами прохожих. Нежно шелестели деревья, лениво падали на землю спекшиеся, потрескавшиеся листья.
Некоторые группы распадались,
— До завтра, старина, — сказал Лео, вставая со скамьи.
— До завтра, — отозвался Сэм.
Вскоре Лео добрался до своего барака на Данкен-стрит. Мейбл в дешевом зеленом платье лежала на узкой железной кровати с полосатым соломенным матрацем. В руках, сморщившихся от вечной стирки, она держала Библию в дорогом черном переплете.
Очевидно, на печальном лице Лео было написано, что его вновь постигла неудача, ибо, едва увидев его, Мейбл воскликнула:
— Не нашел!
— Не нашел, — подтвердил Лео.
— Но это же… — Мейбл захлопнула Библию и села на постели. — О чем ты только думаешь? Такой растяпа не имел права жениться!
— Но, Мейбл, я стараюсь изо всех сил, — выдавил из себя Лео, сгорая от стыда.
— Стараешься? — усмехнулась Мейбл. — А вот муженек Джейн уже третий день работает в порту.
— Сукин сын! — буркнул Лео, вставая с низенького табурета, составлявшего вместе с потускневшим комодом и прямоугольным обеденным столом всю обстановку их комнаты. — Мне такая работа не нужна. Он…
— Ах вот как! Ты еще, оказывается, выбираешь! — закричала она подбоченясь. — Заботишься о профсоюзах, о политиканах, только не о родной жене! Работать в порту ему, видите ли, гордость не позволяет!
— Не гордость, а образование. На то оно и дается людям…
— Образованием сыт не будешь…
— Ты не понимаешь…
— Я все прекрасно понимаю — просто не хочешь работать. А я не желаю жить с бездельником, который не может жену прокормить. Такие, как я, на дороге не валяются! — И, театрально заломив руки, она добавила: — И без тебя найдется кому позаботиться обо мне!
— Что с тобой стряслось?
— Ничего! — отрезала Мейбл с решительным блеском в черных глазках-бусинках.
— Иди ты к черту! — буркнул он и выскочил из комнаты.
Огромная бурлящая толпа запрудила Принс-стрит. На тротуарах и мостовой люди громко разговаривали, стараясь перекричать друг друга. У некоторых на рукаве были пестрые повязки; кое-кто принес фляги и корзинки с едой; тут и там виднелись плакаты, начертанные жирными красными буквами.
Лео испытывал такое возбуждение, будто он попал на приморский карнавал. Он поразился тому, с какой легкостью колышущаяся толпа сомкнула ряды и маршем тронулась с места. Люди энергично размахивали знаменами.
В передних рядах Лео разглядел несколько разодетых мужчин в дорогих галстуках.
«Большие шишки, — подумал Лео, — это не грузчики».
Толпа, придя в движение, увлекла за собой и Лео. Неясный гул голосов утих. Возникнув в голове колонны, по рядам стремительно, как лесной пожар, пронеслась песня, взмыли ввысь голоса.
— Пой
Улица содрогалась от топота ног и громкого пения. Песня брала за душу:
Держитесь, мы спешим на помощь, Наш профсоюз сильнее всех!Слова, пришедшие к Лео из глубины памяти, вызвали смутный отзвук в его душе, он зашагал в ногу и запел вместе со всеми.
На углу Принс-стрит и Генри-стрит Лео выбрался из колонны демонстрантов и перевел дыхание. На тротуаре стояло довольно много людей, и Лео услышал, как один из них говорил другому:
— Если им удастся сохранить единство, победа за ними.
Лео обернулся. Говорил высокий, опрятно одетый молодой человек в очках. Лео долго не мог оторвать глаз от его блестящих башмаков, потом взглянул на свои драные сандалии, из которых торчали грязные пальцы ног, и невесело ухмыльнулся.
Лео запутался в сети противоречий, терзающих его ум. Мейбл, ее угрозы, слова Эрика, собственный пустой желудок, профсоюзные вожаки в дорогих галстуках, забастовка, школьные учителя, невыносимое и бессмысленное существование — все это каким-то причудливым образом переплелось в его сознании.
Он быстро зашагал по Генри-стрит. Прочь от этой толпы, от этой заразительной радости, напомнившей ему его молодые годы! Прочь, прочь! Глаза застлала пелена, и он едва уворачивался от автомобилей и тележек.
Наконец он добрался до Южной набережной. У входа в большой деревянный дом выстроилась очередь. Никого ни о чем не спросив, Лео направился в хвост.
— Эй, Лео! — услышал он знакомый хриплый голос. — Становись сюда!
Лео оглянулся, покраснел, заколебался, потом повернулся, чтобы уйти. Но прежде чем он сдвинулся с места, длинная рука Эрика легла ему на плечо.
— Иди сюда, желторотый дурень, иди, иди, пока не поздно!
Какое-то мгновение, долгое и значительное, Лео сопротивлялся. Мысли с безумной быстротой неслись по все сужавшейся спирали. И когда они достигли вершины спирали, Лео сделал выбор.
Протиснувшись в очередь, он услышал за спиной шепот Эрика:
— Правительство платит три доллара в день. Черные просто дураки!
— У-гу! — лаконично отозвался Лео.
Д. Уильямс (Тринидад и Тобаго)
ПОДНИМИСЬ, ЛЮБОВЬ МОЯ
Перевод с английского Е. Коротковой
Фрэнк жил на острове всегда, с тех пор как себя помнил. В ясные дни на севере смутно голубел Сент-Винсент, а в другой стороне отчетливее и ближе проступали зубчатые горы Юнион-Айленда на синеватом фоне Каррику. Он знал все острова вокруг — скалистые, с сухой и твердой почвой: в недолгий дождливый сезон здесь снимали скудный урожай хлопка, кукурузы и бобов.