Современная японская новелла 1945–1978
Шрифт:
Микио плеснул себе виски в стакан и залпом выпил. В янтарной жидкости тоже осела белая пыль. Ему почудилась комната в деревянном доме и фигура матери, склонившейся над горой надомной работы на столе.
— А знаешь, может, ты и прав. Но насчет Нобу я не могу иначе. Это же свои, родные! А тебе, я смотрю, давно уже невдомек, что такое родные. И мать тоже нельзя до бесконечности заставлять жить в этом городишке. Надо скорее перетащить ее сюда. Это хоть ты понимаешь?
— Понимаю.
— Не жалеешь ты ни мать, ни сестру. Себя и то не жалеешь,
Микио поднял голову.
— Ты о Тамиэ?
— Скажи, зачем ты с ней связался? Конечно, это, наверно, развлечение, но…
— Я смотрю на это серьезно.
— Ты знаешь, что она за девка?
— Это не имеет никакого значения.
— Имеет. В том, что ты несешь такую бессовестную чушь, она тоже виновата.
— Неправда это!
— Ты просто ничего не знаешь.
Кэндзи сжал кулаки и пристально посмотрел на брата.
— Она же спит с кем угодно. Она за кем хочешь побежит, если настроение будет. Это бы еще полбеды. Как ты полагаешь, на какие деньги она живет?
— Я знаю, на какие!
Он сказал, что Тамиэ работает в баре. Кэндзи покачал головой.
— Только для вида. Она там залучает мужиков побогаче и продается им. Ты что, слепой, что ли?! И все потому, что ей хочется погулять, а не на что.
— Это ты ничего не знаешь про Тамиэ. Она совсем не такая.
Но тут же ему вспомнился курчавый парень.
— Я бы молчал, если бы она любила тебя и вы жили бы вместе. Но у нее все навыворот! Сейчас она с тобой, а завтра уйдет еще к кому-нибудь. Если ты с ней не развяжешься, то станешь когда-нибудь таким же, как она, — пустым, безразличным, жестоким.
— Тамиэ не такая, — повторил Микио с дрожью в голосе.
— Она губит всех, кто с ней водится. Заражает наплевательским отношением ко всему на свете. У нас в классе кое-кто из-за нее уже бросил школу. Она нарочно это делает. Кто посерьезнее — прилипает к тому и губит. Так что когда она ушла из школы, я вздохнул спокойно.
Ему вспомнилось, что сказала Тамиэ: «Кэндзи-то мне нравился, да я ему не понравилась».
— Но ты же работал с ней в ученическом совете. Говорил, что она здорово работает. Может быть, она действительно любит погулять, но на самом деле она хороший человек.
— Дрянь она, — сухо возразил Кэндзи.
— Какое у тебя право судить других? Сам-то ты разве лучше?
— Нет, не лучше! Но про эту девку говорю тебе: она дрянь. Если будешь иметь с ней дело, сам станешь дрянью. Вот ты уже из школы хочешь уйти, про мать и сестру забыл.
— Тамиэ здесь ни при чем. Это мое дело.
— Неправда.
Он со злобой посмотрел на брата. Кэндзи ответил ему таким же враждебным взглядом. За спиной у Кэндзи висела густая пыльная мгла.
Он искал слова. Такие слова, которые помогли бы ему разбить Кэндзи и прогнать мглу.
— Я понял, чего ты боишься. Если я стану жить с Тамиэ, тебе одному придется заботиться о матери и Нобу. Может, и в университет не сможешь поступить. Вот о чем ты думаешь.
— Да ты что? Что ты говоришь! — Кэндзи переменился в лице.
— Именно так. Ты такой. Для тебя собственное благополучие важнее всего. Говоришь красивые слова, а суть-то именно в этом.
Кэндзи сжал кулаки от обиды.
— Значит, не веришь, что я о тебе беспокоюсь?
— Болван! За кого ты меня принимаешь! — И вне себя он запустил в Кэндзи стаканом. Стакан попал Кэндзи в бровь и со звоном откатился к двери. Оба одновременно вскочили и стали по обеим сторонам котацу, с ненавистью глядя друг на друга.
Скверно, что он сказал то, чего не думал. Но все-таки сказал, а раз сказал, следовательно, думал, хотя бы в глубине души. И это было совсем уж скверно. Кэндзи не отрываясь смотрел на него налитыми кровью глазами. Закушенные губы дрожали от сдерживаемого крика. Микио почувствовал, что приперт к стене, и от этого он перестал понимать самого себя. Его приперли к стене и Тамиэ, и младший брат. Он попытался вывернуться, и тогда-то окончательно обнаружилось, насколько он жалок.
Он стоял напротив Кэндзи натянутый, как струна. Но внезапно в нем что-то надломилось. Он застонал. Фигура брата расплылась у него перед глазами.
— Я хочу, чтобы ты понял. На самом деле Тамиэ не такая. По крайней мере, для меня она не такая. Хуже всего то, что я никак не пойму, что происходит со мной. Что-то такое, что было во мне первое время, когда мы только приехали в этот город, — что-то такое исчезло. Вот я, вот мир. Я и мир существуем раздельно, но в какой-то момент эта ясность пропала. Я и мир вдруг перемешались, и то и другое стало непонятным, а потом я, кажется, утратил ко всему интерес. Но когда я вижусь с Тамиэ, я вижу в ней себя. Сквозь нее неясно просвечивает мое собственное «я». Вот в чем дело. А может быть, и у Тамиэ тоже так. Были моменты, когда я точно чувствовал это.
Микио без сил опустился на сиденье. И только повторял, проводя по лицу руками: «Тамиэ не такая». Кэндзи продолжал стоять и растерянно смотрел на него.
— Впрочем, — немного спустя Микио поднял голову, — тебе нечего беспокоиться по поводу Тамиэ. Она больше не придет сюда.
— …
— Ты вчера был здесь, верно? Тамиэ мне сказала. Ей этого хватило.
— Но я ничего такого не говорил, — встревоженно ответил Кэндзи. Похоже было, что он несколько смущен состоянием брата.
— Ты-то ничего не говорил, но Тамиэ сразу все поняла. Она чуткая.
Он знал, почему она чуткая. Это была чуткость не однажды раненной души.
— Ну, хватит. Кончено. Но я хочу, чтобы ты знал: Тамиэ совсем не такая, как ты считаешь.
Некоторое время оба были погружены в свои мысли. В дверь постучали. Кэндзи ответил, и в комнату заглянула Тасиро-сан.
— Что-нибудь случилось?
Микио отвернулся. Он не хотел, чтобы кто-нибудь видел его лицо.
— Да нет, ничего, — хмуро ответил Кэндзи.
— Ну тогда хорошо. А то я что-то забеспокоилась.