Современный чехословацкий детектив

Фикер Эдуард

— И вы не можете с уверенностью сказать, что сын ваш поехал именно на дачу, а не куда-нибудь еще.

— Не могу, но по субботам он почти всегда ездил туда, с весны до осени...

— Откуда вы знаете? Можете вы доказать, что ездил он только на дачу?

Бедржих Фидлер подумал.

— Я ему верил...

— Возил он кого-нибудь на заднем сиденье?

— Я никогда никого с ним не видел, а он мне ничего не говорил об этом. В последнее время мы жили как чужие. Мне это причиняло боль, вдобавок я начал бояться, что он занимается каким-то нехорошим делом и вынужден это скрывать...

— Когда он возвращался из своих субботних поездок?

— Когда возвращался? Обычно

в воскресенье вечером или ночью. А иногда и в понедельник не приезжал... Случалось, и по нескольку дней отсутствовал. Конечно, на даче он проводил время не один. Но ведь не каждый пользуется такой свободой, как он. Поэтому, видно компания расходилась воскресным вечером, ну и он уезжал.

— Почему вы так твердо уверены, паи Фидлер, что он никуда не ездил, кроме как на дачу?

— Ах нет, — измученно вздохнул он, — вовсе я не уверен. Он и среди недели не раз уезжал... не знаю куда, но вряд ли на дачу. Иногда-то я, конечно, знал, куда он отправляется. Он ведь не все время бездельничал, не думайте, пожалуйста. Ездил он и по делам ателье. Мальчик он талантливый и умелый, только командовать собой не позволяет. То работает целый день, а то закатится на всю ночь, и после этого ему ничего делать не хочется, отсыпается дома...

Позднее я выяснил — это было в протоколах, — что в прошлую субботу утром в окрестностях Фидлеровой дачи прошел небольшой дождь и на мокром песке отпечатались следы протекторов покрышек, характерных для серийных выпусков «Явы-350»; поэтому было весьма правдоподобно, что Арнольд действительно приезжал туда в субботу утром. Следы частично сохранялись даже после того, как песок высох, — конечно, в тех местах, где их не затоптали, — ведь людей, особенно во вторник, приходило туда более чем достаточно. Однако никак нельзя было хотя бы приблизительно установить, когда Арнольд с дачи уехал. То обстоятельство, что там шумели еще и в воскресенье вечером, ничего не говорило: сам Арнольд мог давно оттуда уехать.

— ...Никто не знает, вернулся лиг он в Прагу, — продолжал Фидлер. — Ваши сотрудники сбили замок на гараже — ключ от него только у Арнольда, — мотоцикла там не оказалось. Ничего особенного они не нашли, во всяком случае мне ничего не говорили.

Я сел за пишущую машинку и отпечатал заявление о том, что Бедржих Фидлер, выслушав, наше предложение и согласившись с ним, просит произвести обыск своей квартиры и ателье «Фотография», которым он заведует, с целью установления причины исчезновения его сына Арнольда Фидлера. Это, правда, не совсем отвечало правовым нормам, но, готовый на все, папаша Фидлер подписал заявление без звука. Казалось, он не понимает разницы между нашим отделом и уголовным розыском. Если же он только делал вид, что не понимает, не было смысла объяснять ему что-то или, напротив, что-то скрывать — в таких случаях всегда надо действовать быстро. Действительно, бывает ведь так, что дела, на первый взгляд чисто уголовное, оказывается преступлением против государственной безопасности.

— Как работает по субботам ваше ателье? — спросил я, отложив ручку.

— В первой половине дня мы фотографируем свадьбы, — отвечал он с таким доверчивым видом, словно я был его единственной надеждой. — Затем передаем пленки для обработки, а так как это дело очень срочное и утомительное, то я, пока проявляют негативы, ухожу обедать. Обычно мы успеваем отпечатать и отнести снимки, пока свадебные гости еще сидят за столом. Это немножко смахивает на работу бродячих фотографов, но нашей артели это выгодно. Не знаю, как будет сегодня. Иногда мы оставляем готовые снимки в канцелярии Национального комитета, и когда новобрачные являются туда за свидетельством о браке, то забирают их.

— Где вы обедаете?

— В ресторанчике «У королей». Неподалеку от ателье. Там я немножко отдыхаю...

— И сегодня туда отправитесь?

— Сегодня, пожалуй, нет... Я вам еще понадоблюсь?

Я улыбнулся ему.

— Напротив, пан Фидлер. Вы нам не понадобитесь. Так что спокойно идите обедать. Правда, уже поздновато, но что-нибудь они вам наскребут.

— О, там меня знают, я...

Он был наивен, как ребенок. Отец, заслуживающий и упреков,и сочувствия.

— Ну вот видите. Поешьте и после обеда посидите там. Подождите нашего сотрудника. Он вам скажет, что дальше. Быть может, у меня возникнут к вам еще вопросы, дайте нам только как следует оглядеться. Вы поняли?

— Да, — покорно кивнул он. — Я подожду.

— Вот и хорошо. Ну, пока у меня к вам больше ничего нет. Подождите внизу, в проходной, я позвоню туда. У вас нет пропуска, и одного вас не выпустят.

Фидлер поднялся с таким растерянным видом, будто не знал, что делать — благодарить, прощаться или высказать какие-нибудь возражения, замечания... В итоге он не сказал ничего.

Едва за ним закрылась дверь, я поднял трубку:

— Немедленно «ангела-хранителя» за человеком, который сейчас вышел от меня. Не выпускать из виду до тех пор, пока мы не пошлем за ним или не отменим наблюдение. В экстренных случаях докладывать немедленно. И вообще обо всех подробностях. Как только наблюдение начнется, выпустите этого человека. Его зовут Бедржих Фидлер.

В тот день нас еще ждали гораздо более неприятные дела, чем установление слежки за беднягой Фидлером. Впрочем, он мог знать о своем сыне больше, чем соглашался рассказать нам. Картина дела, которую я все старался представить себе, оставалась какой-то расплывчатой. Комбинация из моих мыслей и ненадежных аргументов Карличека не давала ничего. Мы начали следить за отцом, поскольку не могли следить за сыном. Ясно мне было одно: я должен установить, связано ли дело Арнольда Фидлера с тайником у девятнадцатого километра или нет,

Я ждал Трепинского, Возможно, у него будет что-нибудь новенькое.

Очень хотелось есть. С надеждой на жареного гуся я давно распростился. Вышел в приемную, попросил Тужиму принести мне из буфета-автомата пять бутербродов и сигареты.

Но когда он их принес, я не смог сразу приняться за еду.

В голове моей складывалась идея, казавшаяся мне все более удачной. Осуществить ее можно было только с одобрения полковника. Однако если б я обратился к нему, он сказал бы, чтоб я сначала хорошенько проверил все совместно с уголовным розыском. А такой совет я и сам мог бы себе дать. Сколько же времени понадобится мне на эту тщательную проверку? Пожалуй, придется пожертвовать не только обедом у знакомых и субботним отдыхом, но и спокойным воскресеньем! — а ведь на этот счет у меня рисовалась сегодня такая славная перспектива! Зато эти два дня нечто вроде ограничителя времени. Оттягивать визит к полковнику нельзя, что бы ни дала проверка. Итак, в понедельник утром пойду к нему. Или с докладом об итогax расследования, или с этой моей идеей.

Вот теперь можно было и поесть.

Но тут явился Трепинский.

— Задание выполнено, — доложил он. — На девятнадцатом километре сделана еще одна находка. Наблюдатель, высланный местным отделением общественной безопасности, обнаружил в траве ключ зажигания от мотоцикла.

Трепинский положил на стол ключ, аккуратно завернутый в листок из блокнота. Спокойно, чуткими пальцами развернул бумажку.

— Надо отправить ключ в лабораторию, — прибавил он, — По-моему, на нем следы крови.