Современный чехословацкий детектив
Шрифт:
— Видите ли, коллега, — Медек потер затылок, — здешняя картинная галерея — это, собственно, просто-напросто собрание курьезов. Как по-вашему, зачем я столько лет упорно езжу сюда? Ради копий Тициана? Да это же коллекция курьезов. Они напоминают примитивистов — тот же детский взгляд на мир, лиризм, что ли... — Он махнул рукой. — Я ездил сюда ради Рамбоусека! Он не только обладал фантазией и умением, но и искусно владел ремеслом. Золотые руки...
— Жаль его, — повторил Эрих Мурш. — Видимо, кто-то пошел на такое из-за денег. А у старика они водились. В последние годы. Благодаря вам, пан доктор...
—
— Разве? — усмехнулся Эрих. — Он ведь был сапожником. А сапожники не считались ремесленниками.
— Почему? Считались. К тому же он потомственный сапожник.
— Рамбоусек, возможно, что-нибудь посылал сыну.
— Они не общались. Вся семья считала его тронутым. Как и многие в городе.
— Наверное, ему завидовали, — задумчиво произнес Эрих Мурш.
— Вы имеете в виду его успех? Славу?
— Нет, скорее деньги. Многие преувеличивали его сбережения. У легенд, — продолжал Эрих, — есть одна особенность — мало-помалу они начинают жить собственной жизнью.
Доктор Медек смотрел куда-то вдаль — на Дворы, лежащие за прямоугольниками полей.
— Я пошел утром в парк, хотел взглянуть, — произнес он медленно. — К гроту меня не пустили. Да я и не очень настаивал... Возвращался я низом. Окно у Рамбоусека открыто... Уж не обокрали ли его? С лестницей и веревкой это очень просто.
— Ну, тогда бы понадобился еще и грузовик. С лебедкой.
— У него были и небольшие скульптуры.
— Где их продашь?
— Возможно, какой-нибудь фанатик. Или спекулянт. Из-за границы. Там эти вещи очень в цене. И чем дальше, тем больше. И...
Он умолк, потому что от дверей, скрытых за стеллажами, шкафами и стойками с оружием, послышался женский голос.
— Приехала твоя сестренка, Эришек, чтобы вытащить тебя искупаться! Господи Иисусе! — воскликнул доктор Медек, восторженно глядя на дверь. — Коллега Муршова! Здравствуйте!
И вот коллега Муршова появилась перед ними. В обществе этого длинноволосого создания доктор Медек прямо таял от счастья, даже лысина его будто светилась блаженством.
Коллега Муршова позволила пану доктору пожать себе руку, потом поцеловала Эриха.
— Грустите с утра пораньше, как я вижу...
Эрих поправил очки и откашлялся.
Доктор Медек отер платком лоб.
— Вы ничего не слышали?
— Я только что прибыла, и велосипедик, усталый от долгого пути, отдыхает на травке. Утром пан Гарпишек сказал мне, что здесь кого-то убили. Мол, команда надпоручика Чарды во главе с ним самим спозаранку отбыла в Опольну. А здесь, как я погляжу, все спокойно: на площади порядок, в замке тихо, солнышко светит и надпоручика Чарды не видать.
— Убили старого Рамбоусека, — сухо заметил Эрих.
— Убили? Почему?
Мужчины пожали плечами.
— А как?
Доктор Медек удрученно молчал.
— О! — Муршова откинула длинные волосы за спину. — Из-за денег?
— Неизвестно.
— Гм... — Девушка замолчала в раздумье. Потом слегка улыбнулась, вспомнив что-то.
Доктор Медек опять вытер лысину.
— Печально, что старого Рамбоусека убили, — сказала она. — Вас это выбило из колеи, и вы оба наверняка не в
— Я не в состоянии, — заявил доктор Медек.
— А я смогу, — возразил Эрих. — Элементарно.
— Нет, братишка. К тому же сейчас, до полудня, самое полезное солнце.
— Я успею насладиться им досыта, когда поеду...
— На раскопки ты едешь в сентябре. Короче, берите плавки и пошли.
Там, где ручей, вытекавший из проема в ветхой ограде, пересекал тропинку, через него были переброшены два бревна. Чуть ниже по течению на заболоченных берегах начинались заросли тростника, а дальше сверкало зеркало пруда. Войтех Матейка медленно шел вдоль ограды парка от бокового входа (кратчайший путь в город) к мосткам, осторожно балансируя, перебрался на другую сторону и задумчиво посмотрел на затвор ручья. Плотина большая — строили ее с расчетом на возможные наводнения, — и ходить по ней было удобно. Тропинки на обоих берегах доказывали, что тут действительно ходят. У главного входа в парк, прислонясь к столбу, стоял еще один милиционер. Видимо, у него хватало своих забот, потому что, когда художник Матейка в нескольких метрах от него перепрыгнул через канаву, он удостоил его лишь беглым взглядом.
Матейка зашагал по каштановой аллее, берегом пруда к мельнице. Навстречу ему шел поручик Шлайнер.
— Добрый день, пан Матейка, — поздоровался он. — Судя по всему, в парк вас не пустили.
— Ничего, пустяки. Простите, пан Шлайнер, как это произошло? Говорят: убийство. Но кто бы стал убивать беднягу Славека? Кто?! — У Войтеха Матейки дрожал голос.
— Да, убийство. Вне всякого сомнения, — ответил с участием поручик Шлайнер.
— Почему?
Поручик пожал плечами.
— Пан Шлайнер, я хотел бы... хотел бы увидеть его. Он ведь был моим другом...
— Сейчас нельзя, пан Матейка.
Матейка кивнул.
— До свидания, — сказал Шлайнер.
— Впрочем... Тогда я...
Матейка приподнял плечо, поправляя лямку этюдника, кивнул на прощание и пошел дальше.
— Завтра будет много посетителей! — кричал управляющий Калаб в телефонную трубку. — Это не шутки, товарищ, закрыть замок ни с того ни с сего. Что? Нельзя сказать, что «ни с того ни с сего»? Товарищ! Това... — Приступ кашля бросил его в кресло, слезы потекли по щекам на усы. — Что? Позовите мне начальника, пожалуйста, — прохрипел он. — Да? Чарда? Не знаю такого. Ага, товарищ Чарда из Мезиборжи. Но, товарищ!.. Да. Да... Понимаю.
Он медленно положил трубку. Взглянул на побледневшую жену, которая у окошечка ровняла катушки билетов.
— Можно прикрыть лавочку, — произнес он. — Никто не смеет ни войти в замок, ни выйти. До особого распоряжения. Мы окружены.
Может, надпоручик Чарда и впрямь планировал оцепить замок и парк, чтобы хоть сейчас оградить от посторонних место преступления. Тем не менее троица, которая отправилась на пруд, без труда выскользнула из замка. Они сбежали во внутренний двор, по крутой лестнице с затейливыми перилами спустились на главную аллею английского парка, которая привела их к воротам, где, опершись о столб и повернув к солнцу лицо, стоял прапорщик.