Современный Евгений Онегин
Шрифт:
Кратко всю принципиальную схему последующих действий можно изложить так:
Цель осуществляемой травестии – создание литературной пародии по тексту «Евгения Онегина» с соблюдением следующих основных условий:
Исторический контекст создаваемой пародии должен существенно отличаться от исторического контекста травестируемого оригинала.
Образное и лингвистическое содержание создаваемого произведения должно в максимальной степени отличаться от содержания травестируемого оригинала.
Использование новой лексики, а также факты истории и быта должны разъясняться читателям в комментарии.
Создаваемая пародия не должна ни рассматриваться, ни восприниматься как разновидность идеологической или литературной критики либо полемики.
Основным методологическим приемом создания пародии должен быть прием лингвистической игры, проводимой в обстановке максимальной интертекстуальности.
Специфическая, но важная цель создаваемой пародии – демонстрация реального абсурдизма, проявлявшегося в ходе горбачевской перестройки.
К
Весь «перестроечный» период я помню довольно отчетливо и, можно сказать, даже детально, видимо, потому, что вел в это время подробный дневник. Положив руку на сердце, могу заверить читателей в том, что абсурд пронизывал ход горбачевской перестройки фронтально и по всем возможным и невозможным направлениям. В дневнике, который я вел в те годы, сохранилось немало записей, свидетельствующих о том, что многие факты действительности – начиная от анекдотического приземления самолета немецкого пилота-любителя Матиаса Руста на Красной площади в мае 1987 г. и кончая угрожающе-бессмысленным грохотом танковых гусениц по московским мостовым в августе 1991 г. – воспринимались мной как образцы полнейшего абсурда. Но если к этим дневниковым записям (слишком пространным, чтобы цитировать их здесь) можно предъявить претензии в субъективности, то к советской прессе тех лет такие претензии предъявлять трудно. Уникальность советской «перестроечной» прессы заключалась в том, что она выглядела одновременно и сверхобъективной и сверхабсурдной.
У меня сохранилась подшивка одной из наиболее популярных «перестроечных» газет того времени – подшивка «Московских новостей» за 1989 г., и, просматривая ее недавно, я поразился тому, насколько часто присутствует абсурдистская ситуация или тематика на страницах ее выпусков. Вот, к примеру, один из первых ее номеров 1989 г. – № 7. В нем помещена большая статья американского политолога Д.К. Гэлбрейта о конвергенции – «Новая реальность. Капитализм и коммунизм в переходный период» (с. 6). Эта статья соседствует с заметкой «История с историей», в которой историк-сталинист А. Филимонов ратует за достоверность и «научный характер» фактов, изложенных им в диссертации, защищенной в 1953 г., – «И.В. Сталин – организатор и руководитель печати бакинских большевиков (1907–1910 гг.)» (с. 4). Такое в подвергаемой еще цензуре советской прессе стало возможным только при Горбачеве.
Привожу далее в качестве примеров некоторые другие достаточно красноречивые заголовки публиковавшихся статей: «Процесс о миллионах, или исповедь советского миллионера» (№ 9, с. 12); «Митрополит выступает в партшколе» (№ 11, с.14); «Крымские татары жаждут исхода» (№ 15, с. 13); «Ленинград: милиционеры выдвигают требования» (№ 17, с. 2); «Молитва на улице Горького» (№ 24, с. 2); «Увольнение в бомжи. (Где жить офицеру после службы Родине)» (№ 25, с. 15); «Требуем журналиста и попа. Бунт в колонии общего режима» (№ 27, с. 15), «Перестройка ОВД и НАТО. Готовы ли участники Организации Варшавского договора к реализации своего предложения о роспуске военных организаций двух блоков» (№ 27, с. 7); «Социалистическая ферма в штате Огайо» (№ 28, с. 6); «Дмитрий Язов: гласность укрепляет безопасность» (№ 29, с. 11); «Минкульт – минимум культуры» (№ 29, с. 13); «Академик Аганбегян в роли предпринимателя» (№ 30, с. 7); «Правительство Коми блокирует указ. Впервые автономная республика защищает кооперативы от подзаконного акта союзной республики» (№ 31, с. 10); «Самый умный среди дураков» (№ 33, с. 14); «Активная свинина» (№ 36, с. 2); «Американцы на Лубянке» (№ 37, с. 2); «Какой же строй мы построили» (№ 37, с. 8–9); «КГБ – ЦРУ: вместе против терроризма» (№ 41, с. 5); «Нереабилитированный народный депутат» (№ 43, с. 5); «Пришельцы из космоса – гости Воронежа» (№ 43, с. 10); «Неформалы в армии» (№ 44, с. 2); «Бездомная милиция» (№ 44, с. 14); «Нужна ли нам карточная система?» (№ 45, с. 4); «Московский саботаж» (№ 45, с. 5); «Хронология абсурда» (№ 46, с. 15).
Перечисление публиковавшихся статей с абсурдистской проблематикой можно было бы продолжать и далее, но полагаю, что и указанных наименований вполне достаточно для понимания происходившего. Добавлю, что публиковать заметки в «перестроечной» прессе в то время мог практически кто угодно, затрагивая при этом какие угодно по сложности проблемы [86] . Перечитывая недавно все эти заметки, я вновь вспоминал растерянные и порой испуганные лица москвичей, не ожидавших столь беззастенчиво-наглого отношения к себе со стороны властей, а также телевизионную фигурку улыбающегося М.С. Горбачева, уверяющего, что «процесс пошел», и пытающегося управлять всем созданным в стране хаосом и абсурдом. Именно поэтому, травестируя оригинал пушкинского текста, я очень старался донести до читателей то чувство реальности абсурда, которое было доминирующим в моем сознании в те годы. Думаю, что в пародии оно будет выглядеть и уместным и привлекательным.
86
В качестве образца публицистики подобного рода привожу полностью содержание только одной заметки, касающейся отмены шестипроцентного государственного налога на бездетность. Заметка эта называется «Минфин и женские тайны»: «С 40-х годов бездетные семьи в нашей стране платят 6 процентов налога со всех своих доходов. Платят и холостяки-мужчины. Одиозность налога очевидна – слава Богу, Верховный Совет решил его теперь отменить. Но избавление придет поэтапно – к 1993 г., так как сразу 1,5 млрд. рублей дохода из бюджета отдать трудно. Поэтапность отмены понятна – не укладывается в голове сам порядок отмены. Минфин предлагает начать с тех, КТО НЕ МОЖЕТ ИМЕТЬ ДЕТЕЙ. Что там тайна личной жизни и бюллетеня! Хотите сэкономить 6 проц. зарплаты? Лично несите в родную бухгалтерию справку о бесплодии. Понятно, что так просто справку никто не даст – заодно обследуетесь в порядке общей очереди. Медицинские учреждения создадут комиссии для ускоренного рассмотрения дел примерно миллиона двухсот тысяч семейных пар. Наверное, форму такой справки, систему контроля и учета нужно будет совместно разработать Минфину, Минздраву и Минюсту – других забот у них нет. Ведь тут возможны отдельные злоупотребления – как же без них. Появится ещё одна причина для усиления работы правоохранительных органов: по выявлению торгующих справками или выдающих оные без специального обследования. Но почему всё время одно и то же? Неужели исполнение простых экономических законов обязательно должно сопровождаться издевательством? Особенно над теми, кто хотел бы иметь детей, но кому не повезло в жизни (или в уровне медицинского обслуживания)? Решение проблемы тривиально – надо отменить налог сразу со всех женщин. Сокращение поступлений в бюджет не очень велико: средняя заработная плата у женщин ниже, а незамужние – с определенного возраста – и так не платят. Потом снять с женатых мужчин, потом с холостяков. Такая разбивка по стадиям в денежном отношении вряд ли будет сильно отличаться от намеченной Минфином. Но при этом не понадобится никаких инструкций, медицинских справок и вычислений. Будем надеяться, что Верховный Совет не отдаст нас на посмешище всему миру и не отправит наших женщин на очередное унижение!» (Горев А. Минфин и женские тайны // Московские новости, № 46, 26 ноября 1989 г. С. 31).
Интертекстуальность – еще один наиважнейший принцип синтеза пародии, на который я хотел бы обратить внимание читателей. Явление это типично для многих произведений Пушкина, а интертекстуальность всего текста пушкинского произведения представляется теперь настолько очевидной, что ее сущностную характеристику можно встретить даже на страницах учебных пособий по литературе. Так, литературовед А.М. Гуревич в обзоре, посвященном сюжету пушкинского романа в стихах, отмечает: «Мы не раз уже говорили, что мир пушкинского романа не замкнут в себе, что границы его прозрачны и проницаемы для мира реального, что реальное и вымышленное в “Онегине” постоянно смешиваются, легко и незаметно переходят одно в другое.
Теперь мы можем добавить, что художественный мир романа открыт и для “чужих” произведений – созданий других авторов, которые тоже как бы входят в его сюжет, расширяют и раздвигают его пределы. И не потому только, что каждый из центральных персонажей “Онегина” выступает в роли творца своего романа, строит свою жизнь и судьбу по образцу любимых литературных героев, по законам художественной реальности.
Не менее существенно, что и автор для прояснения и конкретизации романных ситуаций – мотивов поступков и действий своих героев или же для углубления их психологической характеристики, более полного раскрытия их внутреннего мира, сути их жизненной позиции то и дело обращается к “чужим” произведениям, “чужим” сюжетам и персонажам, отсылает к ним читателя, проводит явные или скрытые параллели между ними и героями своего романа в стихах» [87] .
87
Гуревич А.М. Сюжет «Евгения Онегина». В помощь преподавателям, старшеклассникам и абитуриентам. М., 2001. С. 108.
Принцип интертекстуальности, то есть открытости для «чужих» авторов и текстов их произведений будет полностью сохранен и в синтезируемой пародии. Подразумеваю при этом использование тех многочисленных «стилизаций», «продолжений» и «дополнений», которые появлялись в рукописях и в печати почти одновременно с выходом в свет пушкинского романа в стихах. Их фактура незримо будет присутствовать в создаваемой пародии, придавая ей авторское многоголосие и раздвигая тем самым границы произведения.
Несколько слов должен сказать о языке и стиле пародии. Везде, где это было только возможно, я стремился к простоте и использовал языковую и стилистическую основу, близкую и понятную современникам. Старославянизмы, которыми, например, пестрят пушкинские стихи, использовались мной довольно редко, зато часто употреблялись слова и выражения молодежного сленга тех перестроечных лет. Без этого уличного жаргона моей молодости я никак не мог бы обойтись в своей работе. В качестве убежденного апологета должен выступить также по отношению к «блатной музыке» и матерным выражениям, которые в несколько завуалированном виде читатель может встретить на страницах пародии. Тот, кто пережил горбачевскую перестройку, хорошо помнит, что без мата в то время обойтись было практически невозможно. Более того, мат иногда играл роль своеобразного лекарства и облегчал душу «народа», активно вовлекавшегося в российскую политику. Всю эту очень своеобразную языковую палитру, запомнившуюся мне с перестроечных лет, я очень хотел бы донести до своих читателей, передав им ее, как языковую эстафету.