Современный швейцарский детектив
Шрифт:
Значит, Ида не хочет аборта. Видно, дело не только в ее дурацком католическом воспитании (обычно она принимала противозачаточные таблетки), а в искреннем желании родить от меня ребенка. Разве можно осуждать ее за это, кричать на нее, что я только что и сделал, разговаривая с ней по телефону? Но как она представляла себе наше будущее, нашу семью? Не для того же она учится на университетских подготовительных курсах во Фрибуре, чтобы потом все бросить из–за ребенка. Осенью этого года Ида собиралась поступать на психологический факультет, а в способностях ей не откажешь.
У меня с университетом ничего не получилось, я даже до аттестата зрелости не доучился четырех месяцев, о чем жалею до сих пор.
А теперь? Чем больше мы сближались, тем хуже понимали друг друга. Сегодня я не скучал по Иде и даже был рад, что могу в спокойном одиночестве посидеть за кухонным столом, развернув газету прямо над колбасной кожурой и яичной скорлупой — никто за тобой не следит, хоть в носу ковыряй.
В страничке местной хроники сообщалось о вчерашнем взрыве, единственная газета нашего города возникла в свое время от слияния двух враждующих газет — леволиберальной «Базлер анцайгер» и праволиберальной «Базлер тагблатт», поэтому теперь она совершенно запуталась в своей политической ориентации, потеряла лицо, а отсутствие конкуренции позволяло ей выходить довольно рано, уже в пять вечера — вероятно, к этому времени материала, чтобы дать его на первую страницу, еще не хватало. А может, издатели решили не подымать из–за аварии большого шума — ведь в правлении издательства сидели как–никак два химических магната. Поэтому сообщение почти целиком повторяло официальное пресс–коммюнике Феша, распространенное сегодня в концерне. «Небольшая вспышка…», «значительный материальный ущерб», «…что привело к трагической смерти одного сотрудника…», «…сама по себе технология вполне безопасна…», «…причиной, по всей вероятности, послужила халатность…». Значит, этого беднягу, которого я видел валявшимся в туалете, посмертно еще и привлекают к ответственности. Или он впрямь нажал не ту кнопку, не уследил за температурой, слишком рано отвернул какой–нибудь вентиль? Может, он хотел ускорить процесс, чтобы успеть с работой до начала карнавала? Или на него давили, как на нас давит Виктор, будто весь мир перевернется оттого, что сотрудники концерна получат в свои работающие на увеличение дивидендов руки газету «Вольф–ньюс» на день–другой позже срока? Ничего этого в холодно–деловом сообщении «Нойе базлер цайтунг» не вычитаешь. А покойник, который опасался осенней аттестации и того, что ему не дадут трехпроцентной надбавки, уже не мог постоять за себя. Говорят, такова жестокая реальность! Только ради нее жертвуют всегда людьми, а не имуществом.
ЧЕТВЕРГ
— Всем привет!
Урси не ответила на мое приветствие; когда она сидит за пишущей машинкой с наушником от диктофона на правом ухе, то левое ухо она как бы отключает и ни на что вокруг не реагирует. При телефонных звонках она снимала трубку, лишь допечатав фразу до конца.
Бет говорила по телефону, улыбнулась мне, а я привычным
— Мартин, погоди! — Бет прикрыла рукой трубку. — Тебя искал Виктор. — Затем она снова обратилась к своему собеседнику, успокаивая его: — Да–да, я слушаю.
Значит, меня искал Виктор. С какой стати? Я начинал работать в половине девятого и не собирался из–за Виктора менять свое трудовое соглашение, отказываться от своей маленькой привычки приходить немного позднее, от остатков иллюзии о свободе. Ну а к тому, что я еще на пяток минут задерживался, он давно мог бы привыкнуть. На моем столе лежала записка, поспешно набросанная толстым фломастером: «27.2. Мартин, срочно принеси фотографии д–ру Фешу. Виктор».
Фотографии! Я действительно забыл захватить их у главного входа. А ведь дама с милым личиком и пышным бюстом, дежурившая там сегодня, так приветливо кивала мне. Когда она сидела за окошком своей привратницкой, она казалась ослепительной красавицей, однако стоило ей выйти в вестибюль, как короткие толстые ноги и широкие бедра сразу разрушали облик очаровательной Белоснежки. Она всегда была очень мила со мной, поэтому я относился к ней неплохо. Вот и теперь она приветливо засмеялась, услышав мой голос по телефону.
— Фройляйн Шпиндлер, у вас должен быть для меня пакет.
Откинувшись в кресле, я закурил свою первую сигарету. С этого ритуала начался мой рабочий день.
— Пакет? Наверно, я не заметила.
Было слышно, как она положила трубку на мраморный стол и отодвинула стул. В этот час в вестибюле было совсем тихо.
— Очень жаль, но я ничего не могу найти.
— Там должен быть пакет из фотоателье «Кристен», его принесли вчера вечером.
— Очень жаль, но для вас действительно ничего нет.
Странно, Роже никогда меня не подводил. Если поручение выполнить не удавалось, он по крайней мере звонил или сообщал как–то иначе.
— А вы уверены, что ничего нет?
— Абсолютно уверена, господин Фогель.
Голосок коротконогой Белоснежки звучал с искренним сожалением. Я набрал номер фотоателье, но тут за моей спиной послышался писклявый голос Бет.
— Мартин, ты видел записку от Виктора?
— Видел, видел.
— Ты себя лучше чувствуешь?
— В каком смысле?
Бет оторвалась от дверного косяка и тряхнула каштановыми локонами.
— Ну, кровь из носа не идет?
Я хотел было ответить, что кровотечение прекратилось, но продолжает першить в горле, однако в трубке раздался голос помощницы Роже. Я довольно резко спросил, где заказанные отпечатки. Девушка растерялась — ученик отнес их вчера и сдал дежурному у входа.
— У какого входа?
— Не знаю, но парень сказал, что знает, где оставить пакет.
— Можете позвать его к телефону? Только побыстрее.
Бет внимательно прислушивалась к разговору, она даже присела на стул.
— Проблемы? — поинтересовалась она.
— Да, фотографии Бальмера и аварийного объекта пропали.
— Вот черт, а Виктор уже дважды спрашивал про них. По–моему, они срочно нужны Фешу.
Ученик из лаборатории Роже, запыхавшись, проговорил:
— Господин Фогель? Фотографии я вчера принес.
— Куда?
— Дежурному у входа в высотное здание, как обычно.