Совсем не джентльмен
Шрифт:
Роб пребывал отнюдь не в благостном расположении духа, посему не стал упражняться в изысканной вежливости. Разорвав бумаги напополам, а потом и еще раз, он сунул смятые обрывки Ловетону.
— Вы напрасно тащились сюда из Лондона. Впрочем, Сомерсет весной исключительно приятен.
— Но, но… это же долг чести! — заикаясь и брызгая слюной, выпалил франт.
— К моей чести это не имеет никакого отношения, — заявил Роб, чувствуя, как улучшается у него настроение.
— Я позабочусь,
— Рассказывайте сказки кому угодно, не стесняйтесь. При некоторой удаче это будет означать, что остальные шулеры, у которых имеются расписки моего брата, поостерегутся докучать мне, — ответил Роб. — Поскольку ваши лошади снаружи наверняка уже остыли и мерзнут, предлагаю вам удалиться.
Ловетон сжал губы, запихивая обрывки расписок в карман.
— Вы, сэр — не джентльмен! — выплюнул он, прежде чем с грохотом захлопнул за собой дверь.
Роб обернулся к Саре, плечи которой вздрагивали от беззвучного смеха.
— Это было великолепно! — выдавила она. — Его лицо, когда вы порвали их…
Он вопросительно приподнял бровь.
— То есть вы не возражаете против того, что у меня нет чести?
— У вас есть честь, — отрезала она. — А у вашего брата, похоже, не было.
— Я постараюсь рассчитаться со всеми торговцами и ремесленниками, — сказал Роб, — но будь я проклят, если стану тратить деньги, которые смогу наскрести, на оплату карточных долгов Эдмунда. — Он вновь предложил ей свою руку. — Пожалуй, в меню предобеденных аперитивов понадобится включить и бренди.
— Попросите лучше виски, — с очаровательным смешком вставила Сара. — Насколько я понимаю, этот напиток — не для джентльменов, а вы должны соответствовать своей истинной натуре.
Он рассмеялся, и тут дверной молоток загрохотал снова. С утомленным вздохом Роб оставил Сару и повернулся, чтобы открыть дверь.
— Надеюсь, экипаж этого олуха не сломался. Если он возжелает остаться здесь на ночь, ему придется довольствоваться конюшней.
Он распахнул дверь — и оказался лицом к лицу с высокой пышногрудой брюнеткой в роскошном траурном платье черного атласа и черной же накидке, отороченной перьями. Растерянно моргая, он уставился на ее декольте. Если это — новоиспеченная вдова, то, очевидно, она уже вышла на охоту за новым супругом.
Оглядев его с большим интересом, дама с изысканным произношением поинтересовалась:
— Вы, случаем, не новый ли лорд Келлингтон?
— Он самый, — коротко ответил Роб. — Если вы желаете получить карточный долг, то вам не повезло. Я только что разорвал кучу расписок, а их обладателя отправил восвояси.
—
Роб порылся в памяти.
— Прошу прощения, но я вас не знаю, не думаю, что когда-либо слышал ваше имя. Вы хотите нанять меня? В таком случае вынужден отказаться. Я выхожу в отставку и более не являюсь сыщиком уголовного полицейского суда.
Взгляд дамы обрел некую остроту.
— Вы были сыщиком? Какая прелесть! Но я не собиралась нанимать вас. Во всяком случае, не в этом смысле. Я была обручена с вашим братом и ношу траур с тех самых пор, как он столь трагически покинул нас. Я прибыла, чтобы разделить скорбь с вами.
Она столь пылко обняла Роба, что он пошатнулся и отступил на шаг. Когда ее пышные груди прижались к нему, он обратил внимание на то, что она явно переусердствовала с духами.
Роб попытался высвободиться из ее объятий, но чертова дама обвила его, словно плющ.
— Я очень сожалею о вашей потере, — сказал он, снимая ее руки со своей шеи, — но вам следует поискать утешения у ваших друзей, семьи, священника.
Когда ему удалось наконец оторваться от нее, она с упреком взглянула на него и захлопала своими длинными темными ресницами.
— Вы были братом Эдмунда, а я — его любимой. Поэтому мы наверняка сможем утешить друг друга лучше, чем кто бы то ни было! — Ее голубые глаза наполнились слезами. — Как вам известно, он упал со своего коня в Гайд-парке, после чего его переехал экипаж, запряженный четверкой лошадей. Он провел в мучениях три дня, прежде чем смерть сжалилась над ним, и скончался… в день, который должен был стать днем нашей свадьбы. — Она вытащила откуда-то кружевной платочек и промокнула им глаза.
Когда Роб видел Эдмунда в последний раз, тот злорадствовал, продавая брата в сущее рабство.
— Трех дней мучений для него явно недостаточно, — коротко бросил Роб. — Я надеюсь, он будет вечно гореть в аду. Так что сами видите, у нас с вами нет ничего общего, мисс Грин. Вам пора возвращаться.
Она была явно шокирована, а потом принялась что-то прикидывать про себя.
— Мне очень жаль, что вы стали чужими друг другу. Но это вовсе не означает, что мы с вами не можем быть друзьями. Я не мисс Грин, а миссис. Я — вдова, имеющая в своем единоличном распоряжении все состояние, которое оставил мне мой старый дорогой Уолтер. Мы с Эдмундом прекрасно подходили друг другу. Ему нужны были наследник и состояние, а я желала заполучить титул и доступ в высшие слои общества.