Совсем недавно… Повесть
Шрифт:
– Фамилия?
– Кушелев, Федор Федорович.
– А настоящая?
– Это настоящая фамилия. По паспорту.
Курбатов нахмурился. Он видел: паспорт - чистейшая подделка. Однако арестованный намерен запираться.
– Скажите, что это за адрес: Деповская, три, Константин Игнатьевич?
– Я не знаю, меня просили передать…
– Кому?
– Кто спросит… Я вам всё расскажу, только не думайте, я не шпион, нет.
Курбатов усмехнулся: «Сейчас будет выдана слезная история». Кушелев говорил, глотая слюну, и длинными сухими пальцами оттягивал воротник:
– Я ничего не хотел делать, но, понимаете, ко мне домой пришли…
– Кстати, где вы живете?
– перебил его Курбатов. Кушелев назвал адрес, указанный в паспорте.
– Это коммунальная квартира?
– Д-да…
– Неужели вы так наивны и думаете, что мы не проверили, Кушелев? Там вы никогда не жили. Ну, продолжайте. Куда же к вам пришли?
– Пришли?.. Ладно, теперь всё равно.
– Он выпрямился, пальцы, сцепленные вместе, уже не ползли к тугому воротнику рубашки.
– Я был связан с одной женщиной, ее звали Аней Басовой. Мы были знакомы месяц, потом она сказала мне, что я уже завербован и чтоб не рыпался, иначе она пошлет сюда, к вам, документы.
– Какие документы?
– Я… Мы веселились. Ну, выпили. Я не помню. О чем-то говорили. Что-то сунули мне подписать.
Он замолчал, собираясь с мыслями, но Курбатов торопил его:
– Дальше, дальше.
– Дальше, я жил у нее три месяца, это где-то на Приморском шоссе, я адреса не знаю. А потом она сказала мне, чтобы я поступил работать в магазин, что ко мне придут и спросят…
– Про ботинки с застежками?
– А? Да, да, про ботинки. Мне сообщили, что если я выполню это дело, то возвратят мой документ - тот, который я подписал. Поверьте мне…
– Кто обещал?
– Она. Аня.
– Могли бы вы найти дом, где она жила?
– Нет, вряд ли.
– Вы говорите неправду.
Кушелев привстал, кладя растопыренную пятерню на сердце, у него даже слёзы навернулись на глаза:
– Товарищ… простите, не знаю вашего звания…
Курбатов резко оборвал его:
– Я вам не товарищ. Садитесь и говорите правду, всю правду. Когда и как вы были завербованы? Где, кто вас вербовал? Начинайте.
– Я сказал правду, - прошептал Кушелев.
– Ей-богу, правду, вы просто не хотите верить мне. Я сам ошарашен. Работать два дня и…
– Значит, вы работаете только два дня?
– Да. В магазине.
– Ловко работаете, - улыбнулся Курбатов. Арестованный тоже засмеялся, мелко и дробно, и развел руками.
Курбатову вдруг стало тошно смотреть на этого человека; майор встал, прошелся по комнате и сказал:
– А почему вы уволились из ресторана «Северный»?
Курбатов увидел, что у человека, сидевшего перед ним, вздрогнули плечи и он снова начал растягивать воротник.
– Я там никогда не работал… А чёрт с ним, всё равно. Погубила она меня. Ну да, работал, и хотел жить честно.
– Аня виновата?
– Да. Будь она проклята!
Курбатов перегнулся и спросил тихо, не скрывая насмешки:
– И отравить Позднышева рыбным ядом тоже она велела?
У Кушелева на лице не дрогнул ни один мускул, он оцепенел, на лбу выступили капли пота. Курбатов убедился, что попал в точку.
– Так вот, оставим в стороне несуществующую Аню и начнем… Ну, хотя бы с того, как вас позвали к телефону и сказали вам… Вы помните, что вам сказали?
– Я… не могу… задыхаюсь… - прошептал Кушелев.
– Вы не задыхались, когда подсыпали Позднышеву яд. Рассказывайте, мы знаем многое, учтите это… Никодим Сергеев.
Удар был точный. Сергеев-Кушелев, оторвал верхнюю пуговицу, и она упала на ковер. Острый кадык у него ходил вверх-вниз, вверх-вниз, он всё глотал набегавшую слюну.
– Начнем сначала? Итак, как ваша фамилия?
– Сергеев.
– А настоящая?
– Это настоящая фамилия.
– Что это за адрес: Деповская, три, Константин Игнатьевич?
– Я не знаю.
– А кто такой Войшвилов, вы тоже не знаете?
У Сергеева забегали глаза, он взглянул в сторону, будто рассчитывая увидеть там Войшвилова, и, ничего не увидев в темном углу кабинета, не успокоился, - голос у него дрогнул:
– Ани не было, я всё… врал. Был Войшвилов, я жил у него три месяца… Это он подсунул мне подписать какую-то бумагу.
– Где он жил, вы тоже не помните?
– Нет… Нет, не могу вспомнить.
Он даже лоб потер, доказывая, что память у него отшибло начисто. Курбатов глянул на часы. Допрос длился уже полтора часа.
– Кого, кроме Войшвилова, вы еще знали?
– Никого, только его.
Курбатов оказал, как бы в раздумье:
– Странная у вас память, Сергеев. Я, например, знаю, что в сорок первом году линию фронта переходило пятеро, в том числе…
Курбатов не договорил нарочно. Сергеев был близок к тому, чтобы рассказать всё, и Курбатов это видел. Нехватало только последнего толчка.
Сергеев вскочил. У него сжались кулаки, потом он опустился на стул и махнул рукой:
– Да. Запираться больше не буду. Пишите: моя фамилия Скударевский, сын белоэмигранта генерала Скударевского. Работал в гестапо в тридцать шестом году… моим начальником был некий Ратенау, он же Войшвилов, и он же Дьяков.
Скударевский-Сергеев уже торопился рассказывать:
– В сорок первом году мы были переведены через линию фронта, нас шло пятеро из русского отдела группы «Ост». Двое - немцы. Потом нам велели притаиться.
Курбатов перебил его:
– Кто велел?
– Этот, Васильев Константин Игнатьевич. Мы не понимали ничего. Я только после войны сообразил, что появился другой хозяин. Деньги шли к нам уже после войны… Кто их платил - вы знаете.
– Кто с вами был еще?
– Ратенау, Васильев и я. Больше я никого не знаю. Остальные двое связаны с Васильевым. Я их не видел.