Союз летящих
Шрифт:
– Мама.
– Доченька!
– у мамы задрожали губы.
– Пить, - прошептала Алена. Во рту было очень сухо и противно. И ужасно болела голова. Во-первых, она болела изнутри, во-вторых, на нее противно и безжалостно что-то давило снаружи. Особенно слева у темечка.
Мама приставила Алене к губам носик какого-то смешного чайничка. Алена стала пить. В чайничке был морс.
... еще побаливала нога, но не сильно. Неприятно просто. У самой лодыжки.
– А мы где?
– спросила Алена.
– В больнице, - сказала мама, - у тебя сотрясение мозга.
Алена напряглась и стала вспоминать. Она занесла ногу, перешагнула порожек. Ступила вовнутрь... Потом под ногами все как-то поехало, и она закричала.
– Я провалилась... сквозь крышу.
– Да, - сказала мама.
– Ничего не помню, - призналась Алена, - я потом, значит, потеряла сознание?
– Как же не помнишь? А как я приехала -- тоже не помнишь?
– Не... а когда ты приехала?
– Да вчера...
Алена помолчала.
– Я сразу и приехала, как мне позвонили. На работу сообщила, и сюда. Я же когда вошла, помнишь, ты сразу -- мама! Голова вся в крови...
– Не помню. Ничего.
– С тобой фельдшер еще был, этот парень, Алексей, кажется. Он сказал, надо ехать быстро в больницу, сейчас машина... ты же еще сама до машины дошла. Не помнишь, разве?
– Нет. Я только помню, как залезла на крышу... И все.
– Ты же разговаривала еще. То придешь в себя, то опять... И в машине разговаривала.
– А что я говорила?
– насторожилась Алена.
– Да ерунду всякую... Доченька, ты поспи. Сейчас ведь ночь еще...
Утром профессор сам посмотрел рентгеновские снимки Алениной головы. Он заверил маму, что все в порядке, никаких кровоизлияний нет, и операция не понадобится. Но вот полежать Алене придется. Недели две, как минимум. Не двигаться. А вы что думали, черепно-мозговая травма -- это вам не шуточки!
Алена спросила.
– Скажите, а почему я... ничего не помню совсем. Вот как упала -- да... а потом -- совсем ничего.
– Антероградная амнезия, - буркнул профессор и сказал громче, - это бывает. Когда головой ударишься, еще и не такое бывает.
Алена много позже, дома посмотрела в Большой Медицинской энциклопедии значение слов "антероградная амнезия". Она даже приблизительно поняла, что эти слова означают. Но это изумление -- она говорила, ходила, она жила -- но ничегошеньки об этом не помнит -- не оставляло ее еще много лет.
И долго еще ей казалось, что в этом промежутке, когда она вроде бы и жила -- но вроде бы и нет -- случилось с ней что-то странное. Настолько странное и необычное, что просто нельзя было это сохранить в памяти.
Что память об этом просто стерлась.
Но с другой стороны, Алена всегда была страшной фантазеркой, и сама о себе это знала, и на это известное качество, она понимала, надо все-таки делать скидку.
Она больше никогда в жизни не видела Лидочку. Сразу после лагеря Лидочкина семья куда-то переехала, и когда Алена вышла из больницы, ей уже больше не пришлось встретить Лидочку во дворе.
В дверь постучали. Полковник Лисицын машинально включил скринсейвер на ноутбуке и крикнул "входите".
– Разрешите...
– начал вошедший, но полковник показал на стул.
– Садись. Как парень?
– Скучает, товарищ полковник, - осторожно сказал подчиненный, присаживаясь у стола.
– Ему Нинтендо подарили, а он скучает... во, блин, дети пошли. Ладно, пусть еще поскучает.
Подчиненный его, высокий и суховатый мужчина с коротенькой блондинистой щетинкой, зализанной на висках, в капитанских погонах на кителе, коротко вздохнул.
– Так ведь у него запросы, товарищ полковник. Ведь не простой пацан.
– Психолог-то работает?
– Да, конечно. Все в пределах нормы, не беспокойтесь. Ситуация под контролем.
– С матерью говорили?
– Да. Общается раз в день с сыном по видеофону. Оплата нормальная, а она разведенка с двумя детьми, еще дочь младшая. Ее все устраивает.
– Что здесь важно учитывать, Фролов...
– полковник взял со стола карандаш, сделал какую-то пометку в блокноте, - надо, чтобы у нее было к нам доверие, понимаете? Чтобы не возникало подозрений...
– Не беспокойтесь, товарищ полковник, работа проводится. Мать убеждена, что сын на государственной службе, получит хорошее образование и будущее.
– Вот! Вот это правильно. Нам не нужно, чтобы она начала думать, дескать, с сыном может что-то случиться. Вы же понимаете, к чему это приведет? Нервы, раздражение, не дай Бог, огласка, а главное -- мальчика выведем из равновесия. А его душевное состояние нам сейчас важно. Кстати, я надеюсь, с образованием все в порядке?
– Да, учителей пускаем.
– Вот и хорошо. Вопросы есть у вас, Фролов?
– Товарищ полковник, а... с ним может что-то случиться? Или это не положено?
– Нет, почему, вы это знать должны, - Лисицын нервно покрутил карандаш между пальцев, - так вот. Если сказать как на духу -- я не знаю. Мы вскоре начнем с ним работать. По медицине никаких препятствий нет, я консультировался, вреда здоровью это нанести не может. Разве что минимальный. Но мы имеем дело не с обычным ребенком. Вы же знаете, какой был отбор. Психиатра я держу, разумеется, но наша современная психиатрия, - он покрутил головой, - я не уверен, словом, что психика не съедет. И что будет со способностями -- не представляю.