Союз нерушимый
Шрифт:
– В конце разрушенный венткиоск метро. Дырка в земле, короче. Прыгай туда!
– приказал Голос.
– Сдурел?! Там же лететь...
– возмутился я, но спаситель не дал мне договорить.
– Конечно-конечно. Если такой умный, можешь сам попытаться вырваться из оцепленного квартала!
Я зарычал, увидев перед собой искомые руины. Дополненная реальность услужливо отметила, что вот тут, в обтянутых жёлтой лентой мрачных руинах с ржавой сеткой, находится глубокая дырка, ведущая в самый ад. Надо было решать сейчас. Выбор прост: переломать все кости и, возможно, умереть либо пробежать мимо и умереть уже точно, попав в цепкие лапы бывших коллег. Вся проблема
Но я прыгнул.
Разбежавшись как следует и чувствуя, как бешено колотится сердце, я направил себя в чёрный провал, как пилот-камикадзе свой самолёт во вражеский авианосец.
– Ах ты ж грёбаный ты...
– громко заорал я в предвкушении приземления, и ахнулся вниз, в кромешную темноту.
Я летел полторы секунды и приземлился прямо на спину - очень и очень больно. Но радоваться рано: это был ещё не конец истории. Огромная вентиляционная шахта уходила вниз под крутым уклоном, и я, словно гиря, сброшенная в мусоропровод, ехал, собирая позвоночником все мельчайшие неровности металла, старые ветки и прочий хлам, нанесённый за десятилетия.
Я корчился и матерился, перед глазами мигали целые гирлянды индикаторов опасности, а список сообщений о повреждениях перевалил за сотню, когда я, наконец, проломив очередное хлипкое препятствие, вылетел в чёрную пустоту, шмякнулся на что-то твёрдое и холодное и потерял сознание.
В забытьи было хорошо и спокойно. Я валялся без сознания, но в то же время осознавал какие-то вещи, словно продолжал видеть и слышать. Это было очень похоже на позднее субботнее утро, когда сон уже некрепок, но вставать ещё не хочется. Рядом раздавались какие-то голоса, но они вполне могли мне почудиться: это было бы совсем неудивительно, если учесть все испытания, выпавшие на долю моей многострадальной головы.
Первым, что я ощутил, стал холод.
От него сводило конечности - и, стоило лишь пошевелиться, как мышцы тут же отзывались мерзкой тягучей болью. Ноги, руки, шея, - ныло и стонало всё тело, поэтому пришлось потратить некоторое время, сидя в темноте и разминая ставшие чужими мышцы сквозь одежду. Затем я включил ночное видение, поднялся на ноги и немного попрыгал.
ПНВ не помог, а тепловидение барахлило: я не видел ничего, кроме выщербленных кое-где каменных плит, на которых стоял, но эхо подсказывало, что помещение очень большое. А когда в дополнение к эху запоздало включилась логика, я понял, что не мог оказаться нигде, кроме как в метро.
Позади темнел какой-то провал, и я заметил, присмотревшись, что там стоит вода, подёрнутая плёнкой тины. Из неё торчали всякие коряги и металлическая арматура, на поверхности плавал хлам неопределённой формы. Этот водоём ограничивался облицованной мрамором стеной, и я, когда прошёл немного дальше, разглядел буквы "Ко..сом..льская".
"Да, ну и забрался же я..."
– Эй, Голос в голове!
– позвал я.
– Эй! Ау...
– в пустоте станции мои слова прозвучали странно и страшно. Я не боялся темноты, но сейчас что-то подсознательное и первобытное велело мне заткнуться и пугало картинами кошмарных созданий, лезущих из туннелей и желающих меня сожрать. Нужно было искать выход. Я много раз бывал на этой станции в прошлой жизни и помнил её совсем другой - самой, наверное, красивой во всём московском метрополитене. Яркая мозаика, простор, массивные люстры под потолком.
Поэтому непривычно и жутко было видеть это место таким - брошенным, затопленным, сырым и обветшалым. Дрожа от холода, я брёл, тщательно глядя себе под ноги, но всё равно спотыкался: путь преграждали всякие тряпки и куча бурых трухлявых палок, разлетавшихся в пыль от одного прикосновения. Я шёл, пиная их ногами ради развлечения, но лишь до тех пор, пока не пнул, как мне сперва показалось, детский резиновый мяч. Он перевернулся и отлетел в сторону, звякнула пустая консервная банка - и меня прошиб холодный пот: "мяч" смотрел на меня чёрными пустыми глазницами
Я глухо застонал. Дурак, надо же, какой дурак! Всё это время я топтал десятки непогребённых тел. Эта станция была настоящей братской могилой: только осознав это и оглядевшись (будто что-то щёлкнуло в голове), я с ужасом увидел вокруг не горы мусора, а последнее пристанище людей, пытавшихся спастись от катастрофы в метро.
Тут было множество кострищ, возле которых на истлевших синих одеялах, плащ-палатках и расстеленной одежде лежали скелеты: большие, поменьше и совсем маленькие. Рядом с последними обычно находилось больше всего упаковок из-под лекарств, консервных банок, пустых пластиковых бутылок и одноразовых шприцев. Я закусил кулак, чтобы не закричать. В ином случае я чувствовал бы себя, как археолог на месте заброшенного городища, но тут, именно тут, на этой самой чёртовой станции могли лежать мои старики-родители, жена и... нет, стоп. Об этом точно нельзя думать, чтобы не рехнуться. Мне стоило огромного труда забыть, что у меня когда-то была семья, и сейчас было самое неподходящее время для того, чтобы это вспомнить. "Археолог. Я просто долбаный археолог".
По расположению скелетов можно было понять многое. Я бродил вокруг, наблюдая и восстанавливая картины случившегося.
Вот лежит крупный и широкий костяк - мужской. На черепе - труха в форме бейсболки с кокардой, внутри рёбер - жетон, у пояса - пряжка ремня и пистолет Макарова. Остальное истлело и обратилось в пыль. Рядом - ещё три человека, застывшие в странных позах, словно, валяясь в выходной день на диване, пытались перевернуться на живот и взять телефон, лежавший на подлокотнике. Их руки тянулись к полицейскому. Интересно, что за драма тут приключилась? Что им понадобилось от блюстителя порядка? Непонятно. Ничего не понятно.
У лестницы, ведущей наверх, нашлась груда костей и черепов. Изуродованных, пробитых, переломанных. Поодаль - ещё, но эта куча упорядочена, руки к рукам, ноги к ногам, несколько черепов выложены горкой. В двух шагах - закопчённая походная горелка, сломанные кривые ножи, пластиковые вилки, пара армейских котелков и одноразовые тарелки.
"Я археолог, я археолог".
Гермоворота были ожидаемо закрыты. Как в бреду, я шёл, не разбирая дороги и наблюдая картины столь жуткие, что мозг отказывался верить в их реальность. Нужно было как можно скорее выбираться, и поэтому я, обнаружив в технических помещениях станции пролом в стене и вырытый туннель, ведущий наверх, полез, не задумываясь над тем, сколько придётся подниматься, и даже не помня глубины станции.
Перемазавшись в земле по уши, ободрав ногти и сбив колени при падении, я ощутил на лице дуновение холодного горького сквозняка. Лаз вёл в один из старых канализационных коллекторов - полукруглый, с бетонными стенами и вонючим ручейком на дне. Тепловизор всё ещё не функционировал, работая в режиме калейдоскопа, а для ПНВ, даже такого чувствительного, как мой, было слишком темно. Нашарив в тёмно-зелёной из-за ночного видения тьме лестницу, я поднялся наверх. Казалось, что подземные приключения закончились, но, толкнув люк, понял, что я ошибся - чёртова железка не поддавалась.