Союз нерушимый
Шрифт:
Посетители, как я и думал, оказались заводскими работягами после смены и полукриминальными элементами. Кто ещё мог позволить себе пить по ночам?
Троица мужиков в синих комбинезонах разлила бутылку "Пшеничной" по гранёным стаканам и запивала разливным пивом из кружек. Кроме выпивки на столе у них наличествовала безжалостно расчленённая курица - тощая и подгоревшая.
Пара помятых личностей очень подозрительного вида распивали портвейн, закусывая дымом тех самых армейских сигарет.
Третий столик занимал старый сухощавый сморщенный дед в пехотной фуражке со звёздочкой и чёрном пиджаке с орденской планкой. Одна рука висела на перевязи, а второй старик заливал в
Осмотревшись, я направился к стойке, дабы изучить здешний ассортимент.
– Чего?
– пробурчала продавщица.
– Сейчас выберу, - я засунул руку в карман и вспомнил, что у меня с собой нет ни копейки денег. Чтобы скрыть неловкость, пришлось сделать вид, что я очень вдумчиво изучаю покрытый жирными пятнами бумажный листок с надписью "Меню".
– Дело ответственное, тут думать надо.
Я стоял, перечитывая в третий раз немногочисленные позиции, как услышал за спиной:
– Пельмени не бери.
Оглянувшись, я увидел деда в фуражке. Он посмотрел на меня с хитрым прищуром и постучал по столу извлечённой из кармана галифе второй воблой.
– Почему?
– спросил я, чувствуя, что нельзя терять шанс на установление контакта с аборигенами.
– Оно тебе не надо.
– Чего это не надо?
– воскликнула продавщица.
– Нечего мне тут клиентов отбивать!
– Нечего пельмени несвежие продавать!
– парировал дед.
– Молчи там лучше!
– А чего это у вас пельмени несвежие?
– влез я.
– Зачем народ травите?
Разразилась короткая перепалка, из которой продавщица, разумеется, вышла безоговорочным победителем. Многолетний опыт и тренировки сделали своё дело - она с лёгкостью разделалась с двумя противниками. Мы ей были не соперники. Работяги и любители портвейна отвлеклись от разговоров и наблюдали за бесплатным представлением.
– ...А ты говори поменьше и бери давай!
– сказала мне продавщица, показывая, что разговор окончен.
Я хотел съязвить, мол, как это, давать и брать одновременно, но на улице было слишком холодно и сыро. Картинно покопавшись в карманах, и обхлопав себя со всех сторон, я пожал плечами, чертыхнулся и, пробормотав:
– Денег нет...
– виновато улыбнулся новообретённому пожилому союзнику и пошёл к выходу. Я добрался уже почти до самой двери, кашляя, прихрамывая и двигаясь как можно медленнее, когда чёртов старик, наконец, соизволил обратить на меня внимание:
– Чего, забыл?
– Забыл, - с готовностью обернулся я.
– Столько сюда шёл и забыл.
– Эх, была не была. Валюша!
Обиженная продавщица взглянула на деда так, словно он был чем-то прилипшим к её туфле.
– Какая я тебе Валюша, хрыч старый?
– Дай-ка нам с молодым человеком, наверное, водочки двести граммчиков, - не отреагировав на оскорбление, сделал заказ мой новый знакомый.
– А тебе не много ль будет? До дома дойдёшь?
– Дойду-дойду. Если что, вон, товарищ дотащит. Товарищ, - обратился старик ко мне, - вы же не бросите боевого друга на произвол судьбы?
– Ни за что на свете, - уверил я "боевого друга".
– Буду тащить, как командира из-под огня.
– Вот это по-нашему, - на лице старика снова появился тот прищур.
– Ой, смотри, старый, а то бабка твоя домой не пустит...
– Бабка моя по бесплатной путёвке в санаторий поехала, - отмахнулся дед.
– Мыть свои старые кости в Индийском океане и кормить всяких сколопендр. Так что, мадам, двести граммчиков и никаких гвоздей. Ах да, и сосисок обязательно, - дед повернулся ко мне и пояснил: - Они тут всегда свежие. В отличие от пельменей, - услышавшая это продавщица покосилась, но ничего не сказала.
– Вадим Сергеевич, - старик протянул мне сухую ладонь.
– Иван Иванович, - машинально ответил я, слишком поздно спохватившись.
Вскоре я перенёс на липкий стол одноразовую тарелку с божественно пахнущими сосисками и два гранёных стакана. Кажется, жизнь начала налаживаться.
13.
Когда в нас сидело уже по двести грамм и по порции ароматных сосисок с кетчупом, отчаяние отступило. В который раз я убедился, что тепло и еда способны творить чудеса с моральным духом.
Вадим Сергеевич оказался редкостным балаболом: старик явно страдал от недостатка общения и теперь, получив меня в своё полное распоряжение, отыгрывался, рассказывая обо всём на свете. В полутьме он улыбался, показывая редкие зубы, травил фронтовые байки и разные житейские истории, резко переходя с одной на другую и, в конце концов, засорил мне мозг настолько, что я просто перестал его воспринимать.
– А вот ещё один случай был. Мы тогда под Веной стояли, готовились штурмовать. Ух и стреляли по нам! Артиллерия, самолёты - утюжили как могли. Каждый день кого-то выбивало, да... Мы, конечно, и окопов себе нарыли в два-три роста, и штолен в них, но всё равно. А что делать - передовая. И вот как-то наш повар сварганил суп. Да какой: у-у-у, - старик причмокнул губами и закатил глаза от сладости воспоминаний.
– Наваристый, густой, да с мясом. У нас до этого туговато с едой было. Тут же как бывает: когда в обороне сидишь, всего навалом, хоть объедайся. А стоит на несколько километров оторваться от своих - и всё, затягивай ремень на последнюю дырку... Вот и тогда жрать нечего было: почти неделю одна жижа из хрен пойми чего, да и той не хватает. И вот - суп. Тогда ещё слух пошёл, мол, корова-дура у кого-то из австрияков сбежала да помчалась в сторону фронта, где её шальным снарядом убило. Заодно и освежевало, хе-хе. Ну и вот, получил я котелок, думал, сейчас поточу, как у мамки дома, присел, к стене окопа прислонился, и вдруг прямо перед лицом что-то - свисть!
– старик взмахнул руками, едва не скинув со стола стаканы и тарелки.
– Смотрю, а суп вытекает! Безобразие! Я ладонью заткнул дырку снизу, жру, аж за ушами трещит, а напротив меня мальчишка-новобранец сидел. Гляжу, а он бледнеет и в меня пальцем тычет. Поднимаю котелок, сморю - мать честная! Осколок пробил котелок, шинель, бронещитки и мне бедро почти оторвал. Кровь хлещет, кости торчат, а я, - Вадим Сергеевич громко и добродушно рассмеялся, - не могу остановиться и жру. Даже когда на носилки санитары уложили, котелок не отдавал: пока не доел, не успокоился. Вот так я и потерял свою левую ногу...
– он постучал по ноге, она отозвалась металлическим стуком.
– Главное: чуть выше бы попало - и всё. Бабке моей стал бы нафиг не нужен.
Болтовня старика уже не давила на уши, я лишь рефлекторно поддакивал и задавал в нужных местах уточняющие вопросы. Пусть говорит, лишь бы заказал ещё выпить и поесть. А если пригласит переночевать, будет вообще прекрасно.
Но, разумеется, это временная мера. Нужно срочно что-то предпринимать. Куда-то бежать. В нынешних обстоятельствах это была самая здравая идея. Хотя бы вон из города, а там посмотрим. Смотаюсь в какой-нибудь посёлок, отращу бороду, устроюсь кочегаром... Сколько мне осталось? Лет двенадцать-пятнадцать, учитывая среднюю продолжительность жизни клона.