Союз нерушимый
Шрифт:
– И тебе, - кивнул юноша.
– Заходите, разувайтесь. Как вас зовут?
– спросил он, настолько серьёзно взглянув на меня поверх очков, что я на мгновение растерялся.
– Иван.
Парень скептически приподнял бровь.
В тёмной прихожей было некуда ступить: всё заставлено ботинками, кедами, сапогами и рабочими "гадами" с металлическими мысами. На вешалке громоздился ворох мокрых курток, из комнаты слышались негромкие голоса и звуки настраиваемой гитары.
Сзади на меня напирала молодёжь, а красноволосая Демонесса, шустро разувшись и раздевшись, пробежала внутрь, вызвав всеобщее радостное: "О-о-о".
В тесном зале, который по совместительству оказался ещё и спальней, из-за табачного дыма можно было вешать топор и очень не хватало кислорода: если б не открытая настежь балконная дверь, тут был бы филиал газовой камеры. Старая мебель, совсем как в доме Зинаиды, обои в цветочек, на стенах - фотографии в рамках, пейзажи и бордовый ковёр с психоделическим узором. За стеклом книжные полки с коллекцией классиков и цветными открытками из разных городов.
И везде, на всех горизонтальных поверхностях сидели люди - в основном, тощие бледные подростки неформального вида, но были и товарищи постарше: я рассмотрел чью-то седую голову и лицо, изборождённое морщинами. Впрочем, вряд ли этот человек был действительно стар, скорее всего, на него так повлиял рок-н-рольный образ жизни. На диване, окружённый девушками, развалился молодой парень с гитарой, на плечи которого опиралась особа, похожая из-за пёстрой одежды и яркого цвета волос на попугая. Посреди комнаты на застеленном газетой журнальном столике громоздились бутылки портвейна и различная посуда - от кружек с отбитыми ручками и гранёных стаканов до хрустальных фужеров.
Стоило мне войти, как все тут же затихли: человек моего возраста, да ещё и одетый, как типичный гопник с окраин, явно не вписывался в подобравшуюся компанию. Демонесса, повернувшись к своим, пояснила:
– Свои. Это Унгерна дружище.
Я всей кожей почувствовал, как атмосфера разрядилась. Люди вернулись к прерванным разговорам, а я огляделся, присматривая себе место. Мрачного долгого взгляда на парочку подростков хватило для того, чтобы те, верно истолковав намёк, освободили жёсткое кресло-кровать. Прыщавый взлохмаченный паренёк в жилетке из дерматина с кучей прицепленных значков протянул мне стакан портвейна, но я знаком показал, что пить не намерен. Краем глаза я заметил, что седой мужик смотрит на меня с подозрением. Он щупал какую-то тощую девицу в малиновом свитере крупной вязки и что-то шептал ей на ухо, глядя на меня и посмеиваясь.
Вечеринка продолжилась с того же места, где её прервали. Парень-гитарист что-то фальшиво наигрывал, но публика, не в последнюю очередь благодаря портвейну, попалась непритязательная - им нравились и музыка, и текст, очевидно, собственного сочинения: только этим я мог объяснить отсутствие ритма, рифмы и откровенную шизофазию.
Шум, музыка, трёп, дешёвый алкоголь... Голова шла кругом. Я мог бы ощутить ностальгию по квартирникам времён моей юности, но сейчас было не до того: как-никак, агент Иванов пришёл сюда не развлекаться, а работать.
Молодёжь вела себя тихо - я удивлялся этому, пока не вспомнил, что такие вот сборища были фактически вне закона. Слева от меня два сопляка в футболках с самодельными яркими рисунками ломающимися голосами обсуждали Ницше, а на них восхищённо взирала чумазая белобрысая девочка лет тринадцати - ещё совсем дитё, боже мой, и куда только родители смотрят? Несколько раз я бросал выразительные взгляды на Демонессу, несколько раз та делала вид, что ничего не замечает - качала головой в такт музыке, жмурилась и подпевала. Пели тихо, вполголоса и от этого были похожи на подпольщиков. Звучали в основном, жуткие "авторские" поделки с рифмой "кровь-любовь-вновь", но один раз парень-гитарист меня приятно удивил, затянув бессмертное: "Границы ключ переломлен пополам". Не удержавшись, я сам начал подпевать и притопывать ногой в такт. Будь я моложе лет на двадцать, то нашёл бы эту вечеринку вполне сносной.
Покинув на время комнату, я направился к туалету, но оттуда слышался недвусмысленный шорох одежды и стоны: пионэрия развлекалась, пока мамы с папами не видят.
На кухне в это время столбом стоял сигаретный дым: группа юношей с серебристыми блямбами мозговых усилителей "Квант" слушала выступление старого лысого мужичка с лицом, похожим на изюм. Перед ним, на липкой усеянной хлебными крошками столешнице, лежала кипа распечатанных на принтере листов.
– ...А что у них? Только лагеря. Лагеря и стройные колонны этих... Со значками, галстуками и билетами. Скованные одной цепью, - с тихой злобой в голосе вещал он, блестя стёклами очков в толстой роговой оправе и забыв о папиросе, сжатой в жёлтых грубых пальцах.
– Всё, к чему строй прикоснулся, превращено им в дерьмо. Музыка? Невозможно слушать. Литература? Выхолощена. Социалка? Суррогаты и бараки! Они даже собственную революцию убили, выкинули требуху идей и сути, а потом выставили это чучело напоказ!
За спиной послышалось покашливание, и когда я обернулся, то увидел, что в дверях стоял тот самый седой рок-н-ролльщик - на фоне остальных он смотрелся приличнее всего: белая, пусть и несвежая, рубашка с закатанными рукавами и брюки со стрелками. Только проклёпанный блестящими металлическими квадратиками армейский ремень выдавал, что он один из неформалов.
– Что, ментяра, обоссался?
– цыкнул он зубом.
– Андрей, ну не надо!
– девушка попыталась обхватить его сзади за талию.
– Отвали!
– рявкнул мужик.
– Ты что-то напутал, дружище, - я приподнял бровь.
– Ментов тут нет.
В этот момент я был совершенно искренен, потому что к милиции не имел никакого отношения.
– Никакой я тебе, ментяра, не дружище!
– Андрей, прекрати!
– не вняла предупреждению девушка. Её возлюбленный сделал резкое движение, раздался звук сочной затрещины, и девчонка отлетела назад, сметая с трюмо флакончики и расчёски. Я сжал кулаки.
– Рассказывай, ага. Я вас, волков, за километр чую!
Из комнаты высунулся с десяток голов, кто-то попытался увести дебошира, но тот снова прикрикнул и малолетки отстали.
– Эй!
– он повернулся к Демонессе.
– Ты кого притащила, коза?
– Да это Унгерна! Унгерна это!
– испуганно начала оправдываться девчонка.
– Ты посмотри на него!
– проревел мужик.
– Где он и где Унгерн?!
– Мы в Айсберге познакомились, - влез я.
– Давай не будем пороть горячку.
– Ага, в Айсберге, - ухмыльнулся Андрей.
– И что же вы делали?
– Работали, - я не боялся этого сукина сына, но портить вечер и заводить расследование в тупик не хотелось.
– Работали, - хмыкнул мужик.
– И над чем?
– А вот это уже не твоё дело!
– Так и знал, - торжествующе обратился дебошир ко всем присутствующим.
– Если бы Унгерн работал над чем-то таким, то он бы мне точно сказал. А он, - Андрей сделал шаг вперёд, - мне ничего не говорил.
Резкое движение руки в направлении моего солнечного сплетения.
Спасибо тренерам по рукопашке: не успев даже толком ничего понять, я перехватил ладонь и быстро выкрутил руку, в которой что-то блеснуло. На зелёную истоптанную ковровую дорожку падает заточенная отвёртка. Зэковская игрушка, я видел уже такие. Вроде как легально и к ношению не запрещено, но на деле - тот же нож. Андрей взвыл и попробовал ударить меня другой рукой, затем засучил ногами, но всё бесполезно - в два движения я крепко зафиксировал его на полу.