Союз плуга и трезуба. Как придумали Украину
Шрифт:
Но вскоре из Киева было получено сообщение, что на Полтавщину направляется немецкий отряд. Пришлось менять лежбище. Дальше Ковалевский описывает, как вместе с крестьянами-повстанцами он героически разбил человек шестьдесят германских солдат, после чего почему-то… вынужден был бежать дальше в Екатеринославль, а потом в уездный город Александровск — так тогда называлось Запорожье. Дальше путь беглого министра лежал в Геническ — на побережье теплого Азовского моря. Тут, в местах, кишевших бычками и камбалой, наш «свідомий українець», похитивший 5 млн., собирался отсидеться до лучших времен.
И, однако, именно в Геническе его арестовала гетманская полиция. Случилось это ночью в простой рыбачьей хате, в которой Ковалевский уже прятался
Естественно, никаких пыток и поджаривания на медленном огне. В конце июля Ковалевского перевели в Лукьяновскую тюрьму: «Мене прийняв той самий помічник начальника в'язниці Мальований, який був у 1914 році під час мого першого арешту. Мені дали ту саму камеру. З цікавістю оглядав я своє прізвище, вирізьблене на стіні п'ять років тому назад».
Неподалеку некоторое время сидел Симон Петлюра. Каждый день полагалась получасовая прогулка. Как рассказывает Ковалевский, «на дозвіллі тюремного життя було нам, українцям, дуже цікаво провадити дискусії на актуальні теми і робити оцінку минулих революційних подій та шукати шляхів на будуче. Часто вдавалось мені розмовляти з Симоном Петлюрою, який змінив шаблю на перо публіциста… Ми всі були переконані, що гетьманщина не зможе утриматись, що новий революційний вибух змете опереткову державу». Но вскоре гетман выпустил «публициста Петлюру» на волю, и Ковалевскому пришлось беседовать в основном с двумя соседями по камере — моряками-черноморцами. Те упорно склоняли его перейти на большевистские позиции. Но министр-казнокрад упорно держался «самостийнической» идеологии.
Изредка подследственного допрашивали. Но дело о пяти миллионах тут же увяло. Прокурор Зубилевич пытался выяснить судьбу пропавших ассигнований на сельское хозяйство. Но Ковалевский сразу же отрезал, что суда не боится и даже с большим нетерпением ждет его, так как сам собирается утрясти с гетманом «одно финансовое дельце». Услышав это, Зубилевич, если верить мемуаристу-жулику, даже подскочил: «Какое дело?»
Тогда Ковалевский, шантажируя гетманский режим, заявил, что еще в декабре 1917 года, когда гетман был не гетманом, а всего лишь простым украинским генералом, он получил от Ковалевского 350 000 рублей на свое военное формирование, но отчета о потраченной сумме не предоставил. Зато расписка Скоропадского у Ковалевского имеется и спрятана в надежном месте у партийных товарищей. После этого шантажиста оставили в покое, а однажды, уже в октябре, в Лукьяновскую тюрьму приехал адъютант гетмана Сахно-Устимович и передал, что суда не будет вообще и что гетман просил передать, что «ничего плохого» с Ковалевским не случится. Финансовые шалости деятелей украинской революции из «непримиримых» лагерей переплелись так тесно, что воевать друг с другом им следовало с предельной осторожностью. Чтобы не пораниться самим.
Ковалевский спокойно досидел на Лукьяновке до самого прихода в Киев Петлюры 14 декабря 1918 года, жалуясь в основном на то, что персонал тюрьмы общается с ним по-русски (какой позор для независимой Украинской державы!), а охраняют его «офицеры-золотопАгонники». Министр так и писал это слово через «А», чтобы подчеркнуть свое призрение к ненавистному антиукраинскому режиму. Но приключения его показывают, почему и сам гетман живым и здоровым улизнул из Киева. Петлюровцы побоялись его трогать, ограничившись собачьим лаем в прессе. Все произошло точь-в-точь, как в Киеве в декабре 2004-го. Компромат слился в хитрых объятиях с другим компроматом. Очень по-украински.
Бомба для лучшего друга Украины
В последний день июля 1918 года все киевские газеты вышли с устрашающими заголовками, сообщавшими об убийстве командующего германскими войсками в Украине. «Покушение на генерал-фельдмаршала Эйхгорна», — кричали «Последние новости», — «Сегодня, в половине второго дня было сделано покушение на генерал-фельдмаршала Эйхгорна, который возвращался со своим адъютантом пешком домой. Брошенной бомбой тяжело ранен адъютант и получил тяжелые ранения генерал-фельдмаршал. Преступники задержаны. На место покушения немедленно прибыл пан Гетман и в его присутствии генерал-фельдмаршал, который был в сознании, был перевезен в одну из киевских клиник. Врачи выражают надежду, что невзирая на тяжкие поранения, жизни генерал-фельдмаршала не угрожает опасность».
Вслед за этим текстом шло сообщение германского пресс-бюро о том, что командующий и его адъютант в момент покушения возвращались «из офицерского собрания на квартиру» и заметка «Смерть ген. Эйхгорна». В газете так спешили, что даже не заметили ошибки в первом сообщении. «Сегодня» следовало заменить на «вчера». Ведь покушение произошло 30 июля, во вторник, а газета вышла 31-го, в среду. Но, видимо, потрясение газетчиков было таким сильным, что полученную из УТА (Украинского телеграфного агентства) рассылку поставили в номер без всяких правок.
В претендующем на респектабельность «Русском голосе», в отличие от легковесных «Последних новостей», успели подумать. Тут та же фраза звучала правильно: «Официально. Вчера в половине второго дня было совершено покушение на генерал-фельдмаршала Эйхгорна»…