СОЗ
Шрифт:
Дроны, напавшие на «Пенсаколу» не произвели совершенно никакого впечатления ни на экипаж корабля, ни на системы ближнего боя — крейсер просто стёр их из космоса ураганным огнём. Я не особенно удивился — именно «Пенсакола» и «Кливленд» несли на себе самые лучшие «противомоскитные» орудия. Точность и плотность огня были такими, что атаковать эти корабли было просто извращённой формой самоубийства.
Капитан Королёва с «Кутузова» сообщала, что они вошли в систему, в которой просто не было планет — хотя, судя по данным с компьютера, они там были. Ни планет, ни астероидов, ни атакующих дронов. Ничего. Поэтому, «Кутузов»
И последний файл, который я открыл, гласил, что «капитану первого ранга Алексею Аряеву даётся должность начальника группы, работающей по «Чужим». Ну ничего же себе! Значит, меня теперь повысили в должности. Ну что же, это не может не радовать — главное, чтобы с корабля не сняли. Я могу пережить многое — но только не возможность лишиться крыльев.
Из отчётов можно было сделать только один вывод — угроза на самом деле существовала, и совершенно неважно, как она называлась — «кочевники» там они, или «осёдлые» какие-нибудь… Неважно, пусть хоть «татаро-монголами» назовут — всё равно придётся с ними драться. Нет, конечно, ради всего этого СОЗ и создавали, никто не спорит. Но желать войны — извините, для этого надо, как минимум, быть не в своём уме.
Ну, а на следующий день меня «обрадовали» новым заданием — пока всё равно лететь особо некуда, надо провести разведку на местности. Ничего особенного — всего-то смотаться в сопредельное государство и посмотреть, какие там у местных настроения. Погулять по столице, тем более, что и повод — завтра как раз День Победы, значит, можно будет увидеть, «чем они там дышат», в Киеве…
Ну что же, смотрю прогноз погоды, надеваю лёгкие брюки, туфли-сандалии, рубашку навыпуск — и полетели на флайере. Короткий быстрый полёт, посадка в пригороде Киева, маскировка флайера, и я иду гулять по городу.
Киев — удивительно красивый город. Серьёзно, там очень красиво. Более мягкий, чем у нас в Пензе, климат, другие люди, другой говор… Кстати, о говоре — у меня было что-то вроде романа с украинкой, уехавшей вскоре после переворота, так я послушал, как звучит украинский язык. Звучал он приятно, как минимум. Несколько слов и предложений я даже выучил сам. А уж понимать по-украински — это вообще, без проблем. Языки на самом деле, очень похожи. Я вон, вообще, польский понимал — ставил «Четыре танкиста и собаку», выключал русскую дорожку — и смотрел. И ничего — всё понятно более-менее. Так что — я умел на слух распознавать языки. Я это, к чему, собственно… Украинского языка я здесь почти и не слышал — большинство людей, одетых подчёркнуто с украинским колоритом (вышиванки, шаровары, сапоги), говорили на чудовищной смеси русского, польского и немецкого языков, называемой в народе «суржиком».
Я продолжал гулять и наблюдать. Разумеется, президент Потрошенко запретил все мероприятия на День Победы — надо же ему было как-то дистанцироваться от России. Только вот, авторитет у его указов был такой, что на них, мягко говоря, положили. И. разумеется, люди пошли возлагать цветы к тем памятникам, которые люди Потрошенко ещё не успели порушить, разумеется, люди вышли на акцию «Бессмертный полк»… Вот с людьми «Бессмертного полка» я и пересёкся. Они шли, спокойно, мирно, никого не трогая. Шли они по проезжей части — и хорошо, что движение было остановлено. Не думаю, что это была заслуга властей — скорее всего,
Я мысленно выругался — я имел право только наблюдать. Вмешиваться мне было запрещено категорически. Так что я стоял и смотрел, как несколькими минутами позже один из этих «деятелей» попытался вырвать фотографию какого-то родственника, наверное, погибшего в годы войны, у одной женщины. Попытка была обречена на провал — рядом шёл дядя, примерно моих габаритов, одетый в так называемую «афганку» — военную форму, в которой ВДВ воевали в Афганистане. Он схватил молодчика и так выкрутил ему руку, что я явственно услышал хруст кости. Молодчик заорал и отскочил назад. Несколько других бросились на «афганца». Тот широко улыбнулся и заорал:
– За ВДВ! Наших бьют!
Может, конечно, я мало знаю десантников, но у всех, с кем мне приходилось общаться, очень развито было «боевое братство». Через несколько секунд на молодчиков с трезубцами и «вышиванщиков» налетели очень здоровые дяди. Очень здоровые. И драться голыми руками они, в отличие от молодчиков, умели. Может, и не очень любили — но умели. Десантники так весело и упоённо «мочили» бандитов Потрошенко, что милиция (или полиция, или как там её) просто боялась подходить — чтобы их тоже не побили, за компанию.
Но, увы, не всё было так радужно и «весело». Через несколько метров я увидел, как какой-то дедушка, лет так 80-85 аккуратно положил несколько гвоздик к Вечному Огню. Туда же медленно и вразвалочку подошёл один из «вышиванщиков».
– Эй, дед… Ты чего тут делаешь? Возлагать цвета оккупантам — запрещено.
– А они не оккупанты. Они — мои боевые друзья.
– Ах, так ты тоже оккупант! Сейчас я тебя…
– Эх, сынок… Да, если бы не мы…
– Если бы не вы все — мы бы сейчас пили баварское, и на «бэхах» катались!
– Эй, парень, а слабо найти кого-нибудь равного по силам? — не выдержал я. — Или тебя хватает нападать только на тех, кто старше и слабее?
– Чё ты сказал?
«Вышиванщик» был примерно моих габаритов. Здоровый, откормленный. Ему при власти Потрошенко, видимо, жилось очень хорошо. Наверное, выше всех скакал на Майдане. И он был полностью уверен в своём превосходстве.
– Слышь, ты… Сейчас я тебя медленно и упорно месить буду. Понял, да?
– Да нет, не понял. Это ты сейчас уйдёшь отсюда. А если так сильно неймётся — через два часа, вон за тем зданием…
– Хорошо. Там ты и останешься…
Они пришли туда, куда я сказал. Они — их было двадцать человек, и они были не с пустыми руками — биты, цепи, я даже мачете у кого-то срисовал. Я же был без оружия…
– Да, мальчики, серьёзно вы подготовились, — иронично заметил я. — Наверное, боитесь с голыми руками против «клятого москаля» выйти? Правильно, что боитесь. Я вас ведь, что с цепями и битами вынесу, что без них…
Ну что же, примерно такого ответа я и ожидал — вся эта кодла бросилась на меня. Двадцать здоровых лбов, не обременённые интеллектом, бросились в драку, против одного человека. Против одного!