Создатель ангелов
Шрифт:
Пастор пожал плечами.
— Может, глава седьмая, стих шестой?..
Ему самому сначала надо было вспомнить, что сказано в той главе, но доктор не дал ему такой возможности и кивнул, показав, что надо обращаться к Виктору. Он посмотрел на мальчика и повторил:
— Глава седьмая, стих шестой.
Пока он произносил эти слова, ему вспомнился сам стих. Ной же был шестисот лет, когда потоп водный пришел на землю.
В комнате повисла тишина. Было слышно только, как тикают часы на камине. Доктор отвел
— Виктор, глава седьмая, стих шестой, — раздался голос доктора.
Краем глаза пастор взглянул на мальчика. Он ни разу не слышал, чтобы тот говорил, и сейчас, судя по поведению, от него тоже не следовало этого ждать. Доктор снова повторил настойчивым тоном:
— Виктор, пастор Кайзергрубер о чем-то спросил тебя.
«Надо заканчивать это мучительное представление», — подумал пастор.
— Может, попросить мальчика просто почитать из Библии? — предложил он. — Это ведь тоже…
— Нет-нет, он может! Он делал это уже сотни раз. Он просто упрямится! Глава седьмая, стих шестой, Виктор!
Он тоскует по жене, понял пастор. Ему надо за что-то ухватиться.
— Герр доктор… — начал он.
— Вы ведь не верите мне, да? — резко перебил его доктор. — Вы думаете, я все это придумал. Вы думаете, что Виктор дебил, ведь так?
— Герр доктор, нет ничего страшного в том, что ваш сын дебил. Вам нечего…
— Покажи же ему, Виктор! Докажи, что он не прав!
— Ему не нужно…
— Молчите!
Пастор явно испугался, и, увидев это, доктор понял, что перегнул палку.
— Виктор должен заговорить, — сказал он уже спокойнее.
Он мог спрятать свою злость, но не отчаяние.
Однако Виктор ничего не говорил, и пастор видел по налившемуся краской липу доктора, каких сил ему стоит сдерживаться. Пастор еще подумал, не стоит ли сказать, что для Виктора, возможно, все-таки найдется место в Ля Ша-пели, хотя он и не был в этом уверен. Но он решил, что разумнее будет промолчать. Он отодвинул стул и поднялся.
— Мне действительно пора идти, герр доктор. Мне очень жаль.
Доктор даже не встал, чтобы попрощаться. Он только сдержанно кивнул. Пастор Кайзергрубер не знал, нужно ли еще что-нибудь сказать. Напоследок он еще раз взглянул на Виктора и подумал: «Я пытался его спасти, но больше ничего не могу поделать».
— Аминь.
Это говорили все пациенты, когда получали что-то от пастора Кайзергрубера. Марк Франсуа иногда говорил: «Аминь, и пошел вон!», но это было неправильно. В этом случае сестра Милгита его потом наказывала. Они говорили так, когда получали от пастора тело Христово. А тот, кому пастор ничего не давал, должен был молчать. Так велела сестра Милгита.
«Разве мой отец этого не знает? — думал Виктор. — Разве сестра Милгита ему не объяснила?»
Карл Хоппе думал, что до этого дня все шло
Иногда он думал, что это произошло из-за пощечины. Что удар разбудил то, что все это время скрывалось в мальчике. Но такие мысли он предпочитал гнать от себя. Да, причиной была Библия. Этим подарком он завоевал доверие сына. Он дал мальчику точку опоры, хотя сам все время думал, что воспоминания о монастыре надо скорее стереть.
Нет, они не начали вести друг с другом задушевные беседы, он и Виктор, нет, скорее, они обменивались словами. Отец что-то спрашивал, а Виктор отвечал: «да», или «нет», или «не знаю». О чем мальчик думал на самом деле, можно было только догадываться. Даже когда доктор рассказывал важные вещи, Виктор не реагировал.
— Женщина, которая лежала наверху, ты ее помнишь? — начал он однажды.
Виктор кивнул.
— Это была твоя мать.
Виктор даже не взглянул на него. С тем же успехом он мог сказать, что сегодня хорошая погода. Тогда он добавил:
— Она была больна.
И это было все, что он когда-либо рассказал мальчику о ней. Виктор никогда и не спрашивал. В вопросах он был так же скуп на слова, как и в ответах.
Однажды Виктор спросил:
— Как мне стать доктором?
— Надо много учиться и много читать.
— И всё?
— Еще надо быть добрым к людям. И делать добро.
— Быть добрым. Делать добро, — повторил Виктор.
Это был ничего не говорящий ответ, но Виктору его было достаточно, он кивнул и продолжил делать то, чем в тот момент был занят. Чаще всего он читал Библию.
Виктор читал вслух, а его отец исправлял ошибки. Как только Виктор научится читать без ошибок, он покажет его пастору Кайзергруберу. Так доктор решил спустя еще несколько дней после похорон и поэтому хотел заранее заинтриговать пастора. Это был вызов.
А когда он однажды заметил, что Виктор не только умеет читать, но и может пересказывать наизусть большие куски текста, то поднял планку еще выше. Пастор Кайзергрубер потеряет дар речи от изумления.
Для Виктора это, казалось, не составляло труда. Вероятно, он видел в этом игру, хотя никогда не подавал вида, что ему нравится. Он вообще никогда не показывал своих эмоций. Это в нем не изменилось. И это продолжало злить доктора. Впрочем, для того чтобы лишить пастора дара речи, у Виктора ума было достаточно.
Но то, что должно было стать победой, в результате оказалось унизительным поражением. И как только пастор покинул их дом, доктор вбил в Виктора нужный стих слог за слогом.
Ной. Был. Ше. Сти. Сот. Лет. Ког. Да. По. Топ. Вод. Ный. При. Шёл. На. Зем. Лю.
Если бы Виктор заплакал, если бы он сам пролил этот водный потопслез, тогда, возможно, его отец пришел в себя на какое-то время. Но Виктор стойко снес все удары. До последнего слога.