Создатель ангелов
Шрифт:
— Бельгия, Нидерланды, Германия, — сказал господин Роберт, поворачиваясь вокруг столба и рисуя руками треугольники.
Виктор не понял ничего из того, что пытался объяснить учитель. Для него это было слишком абстрактно. Его прежний учитель, брат Ромбу, нарисовал бы мелом на земле несколько линий, и Виктор увидел бы все, что надо. Но теперь ничего не получалось. Его голова все равно не была настроена на это. Более понятно не стало и тогда, когда брат Томас произнес слова, которые как-то ослабили напряжение Виктора.
— Это
От Виктора ускользнула ирония, которая скрывалась в голосе брата Томаса. Он обратил внимание на слова «золотой телец» и «Бог». И из-за этого вдруг услышал другой голос: «Моис-с-сей, Виктор. Со звуком „с“. Как в слове „сестра“».
Он почувствовал, как по спине пробегают мурашки. С этого момента все перестало для него существовать. Он не видел, как ученики его класса ходят вокруг столба, совершая при этом разные движения руками и ногами. Не слышал он, и когда учитель географии спросил его, не хотелось бы ему когда-нибудь поехать за границу. Виктор не слышал и голоса брата Томаса, который сказал:
— Виктор мечтает о более дальних путешествиях. Он мечтает о семи морях.
После того как ученики поднялись на самую высокую точку Нидерландов, где, как объяснил брат Томас, три пограничных столба демонстрируют, как безнадежен поиск человеком опоры, все снова сели в автобус.
— А сейчас мы поедем в Ля Шапель, — сказал господин Роберт, — смотреть голгофу. Брат Томас расскажет вам об истории этого места.
— В конце восемнадцатого века здесь жил мальчик, которого звали Петер Арнольд, — начал рассказ брат Томас. — Он страдал от эпилепсии — падучей болезни — и однажды на рынке купил образок Девы Марии и повесил его на старый дуб…
— Виктор, ты слушаешь? — господин Роберт сел рядом с Виктором и подтолкнул его.
— И повесил его на старый дуб, — машинально повторил Виктор.
Учитель географии кивнул и продолжал слушать брата Томаса.
— …что избавился от этих приступов. Поэтому сестры-клариссы построили рядом с дубом часовню для паломников. Через несколько лет здесь произошло еще одно чудо. Фредерик Пелзер, мальчик вашего возраста, вдруг излечился от безумия после того, как его родители усердно помолились за него в этой часовне. Тогда сестры решили возвести рядом с часовней монастырь и санаторий, чтобы помогать еще большему числу убогих.
Убогих.
Большинство слов пролетало мимо ушей Виктора, но именно это слово вонзилось в его сознание, словно жало. С тех пор как его забрали из приюта, он никогда больше не слышал этого слова.
Помолимся обо всех убогих.
Так начинала молитву сестра Милгита, когда они собирались
Часовой механизм в его голове заработал. В том же ритме, что и литания.
Марк Франсуа.
Фабиан Надлер.
Жан Сюрмонт.
При каждом имени он сразу видел лицо.
Нико Баумгартен.
Анжело Вентурини.
Эгон Вайс.
Он увидел, как Анжело Вентурини кладет подушку на лицо Эгона Вайса.
Помолимся за Эгона Вайса, который отошел в мир иной.
Чтобы его душа нашла успокоение.
Ты молишься за Эгона? Это хорошо. Тогда он точно обретет покой.
Виктор, Бог дает, и Бог забирает.
Он увидел, как сестра Марта поворачивается и уходит от него. Она шла так, будто несла тяжелый крест.
Виктора нашли на монастырском кладбище. Он сидел на скамейке, склонив голову и сложив руки.
На шестом стоянии крестного пути господин Роберт недосчитался Виктора среди других учеников. Никто не заметил, как давно он исчез. Никто его не хватился.
Его обнаружили брат Томас и сестра Милгита. Аббатиса зажала рот рукой, когда увидела мальчика.
— Вы его знаете? — спросил брат Томас.
Но она только покачала головой.
— Нет, не знаю, — ответила она. — Я никогда его не видела. Должно быть, он заблудился.
Тогда брат Томас взял его за руку и увел с кладбища. Виктор покорно следовал за ним.
Он не заблудился. Просто не пошел дальше того места, где его нашли.
Доктор Карл Хоппе сидел после завтрака за столом и читал газету, когда его сын появился из кухни. Мальчик налил себе чашку молока и остановился у кухонного стола:
— В какой день недели вы забрали меня из приюта в Ля Шапели?
Это был двойной удар. То, что Виктор вдруг задал ему вопрос, и сам вопрос.
— Что ты сказал? — спросил доктор с деланным безразличием.
Он перевернул газетную страницу в надежде, что Виктор не осмелится вновь задать вопрос. Но тот осмелился.
— Из приюта? — доктор услышал свой собственный голос. — С чего ты взял? Ты никогда не был в приюте.
Он произнес это, не поднимая глаз, хотя знал, что сын проигнорирует его взгляд.
— Но ведь я же… — начал Виктор. — У сестер…
— Нет, Виктор, ты не был там! — доктор повысил голос. Он швырнул газету на пол и резко вскинул голову.
— Если я говорю так, значит, значит, так оно и есть! Уж я бы об этом знал!
Его сын продолжал стоять еще некоторое время, явно размышляя, а потом отвернулся от него. Поворачиваясь, он выпустил из рук чашку с молоком. Он не швырнул ее в гневе на пол, нет, он просто повернулся, одновременно выпустив чашку из рук, и вышел из кухни.