Создатель ангелов
Шрифт:
— У меня получилось, — сказал он. — Теперь нужно ждать.
— Что ты имеешь в виду, Виктор? Хватит говорить загадками. Сейчас неподходящий момент.
— Я тебе покажу.
Он поднялся и подошел к бинокулярному микроскопу, который использовался при работе с клетками. Вокруг лежали стопки бумаг и журналов, стояли штативы с пустыми пробирками. Бросив вокруг беглый взгляд, Рекс увидел, что по всей лаборатории разбросаны бумаги, но никаких других следов деятельности Виктора не видно. Ни установок для опытов, ни приготовленных чашек Петри, ни контейнеров с мышами. Как будто Виктор действительно закончил эксперимент, как он и говорил, и теперь убивает время за чтением журналов,
Виктор вернулся со стопкой фотографий, поискал в ней и потом, словно собираясь сыграть партию в покер, выложил перед Кремером пять карточек. Это были пять одинаковых фотографий, датированных одним и тем же числом и пронумерованных разными трехзначными числами. Снимки были сделаны под микроскопом. Ничего не объясняя, Виктор снова выложил на стол пять фотографий. На всех была видна пипетка, проникшая в клетку. Над рядом из десяти фотографий Виктор выложил еще пять, изображающих каждую клетку после деления — дата на один день отличалась от предыдущих снимков. Так же молча он продолжал выкладывать четвертую и пятую серии снимков, которые показывали следующую стадию процесса роста эмбриона.
До сих пор это не произвело на Рекса впечатления. Он сам делал снимки, похожие на те, что показывал Виктор. Следующая серия с восьмиклеточными эмбрионами, достигшими той стадии, когда они уже могли укрепиться в матке, тоже ничем его не удивила.
— Что ты хочешь… — начал он.
— Подожди, — сказал Виктор и снова выложил на стол несколько рядов карточек, показав на них пальцем, чтобы подчеркнуть важность. Рекс увидел, как с каждой новой серией эмбрион растет. От восьми клеток к шестнадцати, а потом к тридцати двум. Насколько он знал, никому не удалось искусственным путем дойти до этой стадии, избежав при этом каких-нибудь деформаций. На следующем снимке клетки уже нельзя было различить невооруженным взглядом, но их должно было быть шестьдесят четыре, а когда Виктор выложил последнюю серию карточек и весь стол оказался покрыт фотографиями, ординатор понял, что эмбрион на снимках вырос до ста двадцати восьми клеток.
— Как тебе это удалось? — спросил он возбужденно. — И для чего ты вырастил их такими большими?
— Когда эмбрион естественным путем спускается по трубе в матку, — объяснил Виктор, — это происходит именно на стадии, которая изображена на этой фотографии. То есть на пятый или шестой день.
Он постучал указательным пальцем по фотографии из последнего ряда и продолжил:
— То есть шанс, что искусственно созданные эмбрионы приживутся в матке, будет гораздо выше, если их поместить туда на более поздней стадии, чем это делали до сих пор.
— Но до сих пор невозможно было вырастить эмбрионы до такого размера.
— Иногда то, что кажется невозможным, на самом деле просто сложно, — ответил он почти машинально.
— Но как, Виктор?
— Надо просто найти правильный баланс. Это не более чем химический процесс. Я всё опишу.
— И поскорей, — сказал Рекс, в нем снова затеплилась надежда.
Он взял один из снимков и прочел дату: 10 февраля 1984 года. Он посчитал на пальцах и сказал:
— Прошло почти три недели. Мыши могут родиться в любой момент.
Он увидел, как Виктор покачал головой.
— Ничего не получилось? — спросил он тогда. — Эмбрионы все равно не прижились?
Виктор снова покачал головой.
— Но что тогда, Виктор? — воскликнул Рекс нетерпеливо.
— Это займет примерно девять месяцев, — сказал Виктор, глядя в одну точку перед собой.
Примерно девять месяцев. Его слова эхом отозвались в голове у Кремера. Девять месяцев. Он громко сглотнул и понадеялся про себя,
— Это же… — начал он, но не смог произнести этого вслух.
— Человеческие эмбрионы, — подтвердил Виктор.
Рекс закрыл руками глаза. Даже если бы ему отвесили пощечину, это было бы не так больно.
Если кто-то во всем этом деле и обманывал, то это был Рекс Кремер с того самого момента, когда узнал, что Виктор клонирует человека. Он понимал это, но считал, что у него нет выхода. Это была, как ему казалось, единственная возможность исправить ситуацию. Возможно, это было необдуманное решение или же он действовал в своих интересах, а может быть, просто был в панике, но в любом случае, это было его собственное решение. Виктор поставил его перед свершившимся фактом, но потом он сам разработал дальнейший сценарий и заставил Виктора следовать ему. Кремер использовал особую тактику. Для начала он сказал, что Виктор должен срочно клонировать взрослых мышей, потому что в тот момент от него ожидали именно этого. Вероятно, это был шаг назад, но таким образом он бы ответил на критику Солара и Грата, а кроме того — ученый подчеркнул это, — так можно разубедить всех остальных скептиков. К тому же Виктор смог бы подвести мостик для новости о человеческих клонах, которая иначе свалилась бы на голову человечеству как гром среди ясного неба.
Разубедить всех скептиков. Подвести мост. Всё человечество. Гром среди ясного неба.
Рекс Кремер и в самом деле использовал эти слова, и они произвели ожидаемый эффект. Виктор превратился в сплошной слух, и ординатор предложил ему продолжить ряд фотографий человеческих эмбрионов снимками мышиных.
— Я ведь должен что-то предъявить остальным, — объяснил он. — Это единственный способ убедить их.
— В чем? — спросил Виктор.
— В твоей правоте.
Этой фразой он нарочно задел чувствительное место, да и на самом деле он думал так же. Рекс действительно поверил, что Виктор зашел в своем эксперименте так далеко, как рассказал. На самом деле он сомневался в благополучном окончании эксперимента гораздо больше, чем в самом эксперименте в целом, по крайней мере, в этот момент. В глубине души он еще надеялся, что эмбрионы не приживутся в матке и потом будут отторгнуты материнским организмом. Так он в любом случае был бы избавлен от угрызений совести. Но не это тревожило его в первую очередь.
— А если они захотят узнать, где сами эмбрионы? — спросил Виктор.
— Тогда мы скажем, что они были отторгнуты. Я могу показать деформированные эмбрионы из моих собственных опытов.
— Мы? Ты сказал «мы скажем»…
— Да, Виктор, мы. Ты и я. Мы должны согласовать, что будем говорить. Позже, когда придет время, мы расскажем правду. И тогда они поймут нас. Сейчас главное — выиграть время. Мы должны подготовить мир к тому, что случится.
Виктор кивнул, и Рексу показалось, что он его убедил. То есть его предположение о том, что Виктора можно направить в нужную сторону, правильно подобрав слова, оказалось верным. На Виктора можно было воздействовать риторикой. Он ценил слово больше, чем науку. Или же считал слово наивысшей наукой. Этого Кремер пока не понял, да это и не было так уж важно. Оба предположения, в любом случае, объясняли, почему Виктор не придавал значения научным отчетам. Ведь в них главными были не слова, а факты, ну а высокий стиль и вовсе не приветствовался. Важным был каркас, а не оболочка.