Создатель балагана
Шрифт:
Корпс не очень любил ощущать на себе пристальное внимание богов. Он не отказался бы, благоволи ему Гермес или, к примеру, Фортуна, постоянно выручая из всяких бед. Жизнь тогда, правда, потеряла бы остроту – какой интерес рисковать, если точно знаешь, что тебя неминуемо спасут? Однако такая жизнь была бы хоть скучной и пресной, но все же приятной.
Проблема в том, что среди богов, как и среди людей, попадалось множество странных и страшных личностей. А уж их мотивы легко укладывались в огромное множество вариантов, начинающееся с «так захотелось» и заканчивающееся «опасностью
В общем, ощутив на себе внимание богов или бога, Юлиус Корпс мысленно поежился. А потом повернулся к их посланнику. Причем у мошенника закрадывалась идея, что этот посланник наверняка должен привнести в жизнь Юлиуса смерть и разрушения, чем он уже давно и занимался, пусть и в малых дозах. А эти качества представителя буквально-таки намекали на злонамеренность того или тех, кто его послал.
– Хорошо, – сказал Корпс, закончив размышления. – Оракул приказал, чтобы ты следовал за мной. Что-то еще?
– Сказал, что тебе потребуется моя помощь. Я хотел узнать – какая именно, чтобы лучше подготовиться, но он не ответил. И дальше просто молчал, пока служители не увели меня.
Юлиус вздохнул. Помощь от этого адепта разрушения, неуклюжести, наивности и высокомерия? Да, однажды он помог Корпсу в соревновании предсказателей, но то было исключение, лишь подтверждающее правило. Если в жизни Юлиуса появлялся Гераклид Аквус, то он приводил с собой беду. И не одну, а целую толпу. Любил он их, видимо, и жалел. Сердобольный человек, что ни говори.
Мошенник остро почувствовал, что серьезные размышления вкупе с очередным приступом морской болезни его доконают. Требовалось срочно сменить тему.
– Сосиски и капуста, – сказал Юлиус.
– Что?
– Почему ты крал именно сосиски и капусту? Было море прекрасной еды. То, что кок не уме… – мошенник перехватил гневный взгляд кока, который был под стать минотавру. Даже кольцо в носу имелось. – То, что мой желудок из-за морской болезни стал слабым, не означает, что там ничего больше не было.
– В детстве мне никогда не разрешали есть капусту, – тоскливо пробормотал Гераклид. – Из-за того, что в ней находят детей. Мало ли кого я там съем. А сосиски мне не давали, потому что это еда для плебеев.
– Как трогательно…
Юлиус не знал, куда они плывут и как долго продлится путешествие. Но сейчас он готов был все отдать, лишь бы оно длилось не более секунды. Неизвестно, что будет в будущем, но возможно, их с Гераклидом разделят.
Эта мысль грела Корпса в течение всех десяти дней.
…
Когда ты свободен, десять дней пролетают в одно мгновение и не оставляют в памяти ничего, кроме ощущения радости и беззаботности. Десять дней с Гераклидом Аквусом в тесном и замкнутом пространстве – это кара, похлеще которой Юлиус Корпс еще не встречал.
Посланник Оракула жаловался и стенал. Скрупулезно рассматривал следы от побоев. Рассказывал, что мама непременно его бы отвела к лучшему доктору. Лез со своими мыслями и размышлениями к Юлиусу и команде. Единственный, кого он игнорировал – Биллис. Хмурый капитан после предательства пассажира и молчаливого одобрения команды потускнел. Видимо, такого удара от своих он не ожидал. Уставившись в одну точку, сидел и раскачивался, обхватив кряжистыми руками толстые, как древесные стволы, ноги. Мошенник поначалу опасался расплаты, но ее не последовало. Малыш Биллис даже не посмотрел на него.
Зато на Гераклида посмотрел. Всего секунду, но тому хватило, чтобы побледнеть, очень вежливо извиниться, отойти и провести целый час в молчании. Юлиусу даже захотелось, чтобы его тут же немедленно предали, потому что такой взгляд сейчас был опасней любого оружия. Но предавать было некому.
Только Аквус, везде Аквус, постоянно Аквус. К концу десяти дней путешествия Юлиус знал о горе-скульпторе все. Всю биографию, иделы, устремления. И когда наконец-то наверху раздались оживленные вскрики и послышался шум падающего якоря, мошенник осознал, что Гераклид его больше не раздражает и что он его даже жалеет.
«Он ведь такой несуразный», – подумал Юлиус и удовлетворенно улыбнулся. Видимо, в этом было все дело. Если хочешь проще относиться к надоедливому насекомому, стихийному бедствию или занудному типу – осознай свое превосходство над ним. Когда Юлиуса бесцеремонно тащили за шиворот через люк наверх, он размышлял о том, как можно разжиться деньгами, если представить ценное, только что обретенное знание в виде тайного учения «О спокойствии духа».
Нахлынувшее вдохновение несколько охладил вид Парокла, который с кислой миной переминался около трапа, поджидая пленников. Однако, взглянув на берег за спиной врага, Юлиус на мгновение забыл и о нем самом, и о надоедливом Гераклиде, и даже о необходимости срочно продумывать план побега. Родос оказался просто воплощенными Елисейскими полями, какими их всегда представлял Юлиус Корпс. И главное – не в посмертии, а прямо здесь и сейчас.
Сотни лавочек и лавочников, груды разноцветных товаров и зазывалы, бродячие собаки, кошки и воришки. Горы рыбы, блестящие чешуей на солнце, вино и пиво на разлив. Маленькие «юркие» паланкины, мелькающие в толпе, всадники, повозки и даже огромный ездовой страус. Визг клаксонов, пыхтение паровых труб на мобилях, с трудом прокладывающих путь между торговыми рядами, шипение тормозов. Мешанина из людей, транспорта, гама и суеты.
И лица, какие лица! Обветренные, просоленные, в шрамах и татуировках, с блестящими глазами, кривыми ухмылками, сломанными носами – наверняка в кабацких драках – женские «мордочки», обязательно с хитрым лисьим выражением. Ни одного тупого, постного лица, ни одного глупо раскрытого рта или потерянного взгляда.
Кабаки, воровство, интриги, убийства, ограбления, вино через край и смех до гробовой доски. Таким был Родос – самый известный пиратский порт в Эгейском море.
– А ну, пошел! Или ты к палубе прирос? – грубый толчок в спину вернул Юлиуса с Елисейских полей в бренный мир.
Мошенник состроил придурковато-послушную гримасу и засеменил к Пароклу. Следом за ним двинулся Гераклид, в ужасе шепчущий что-то про «притоны, крыс, антисанитарию и ужасных пиратов, которых тут даже больше, чем на корабле».