Создательница
Шрифт:
— Если Джилл говорит, что у нее мигрень, зачем возражать? — сказала я и посмотрела в окно. Все еще никакого ржавеющего красного грузовика.
Я одела перчатки.
— У меня тоже всегда болит голова, когда я здесь.
— Мигрень, — медленно сказала она и уставилась во двор. — Понятно.
Машина Колина подъехала к покрытому снегом бордюру.
— Увидимся завтра. И, Лена?
Она снова повернулась ко мне.
— Да?
— Знаешь, это действует и в обратную сторону? Так что, если тебе будет
— Конечно, — сказала она, но я знала, что она говорит неискренне. — Спасибо.
Я поспешила на улицу, где было ужасно холодно. Во второй половине февраля зимняя погода в Чикаго показывает свою недружелюбную сторону: снежные сугробы, собранные снегоочистителем, стали серыми из-за выхлопных газов, тротуары покрыты ледяными буграми, а холодный воздух, будто удар в лицо.
Несмотря на то, что показывает календарь, все знают, что до весны еще не то, что недели, а месяцы, а лето вообще кажется подобием легенды.
Прежде, чем я смогла скрыться в теплом грузовике, чей-то знакомый голос выкрикнул мое имя.
— Почему ты не зашла во внутрь? — спросила я Дженни Ковальски. Она натянула флисовую шапку на уши, а лицо спрятала в воротнике своей куртки.
Отец Дженни был следователем убойного отдела, которому поручили дело Верити. Поскольку он был убежден в том, что к ее смерти причастны связи моего дяди с мафией, он следовал за мной, угодив прямо в атаку Сумрачных и был убит из-за взрыва грубой магии.
Дуги скрыли произошедшее, распустив слухи, будто он умер при взрыве от утечки газа, которая сравняла водонапорную башню Чикаго с землей. Дженни внешне не была похожа на своего отца, но пошла по его стопам — она винила моего дядю и хотела, чтобы я помогла ей посадить его.
— Ты бы предпочла, что бы я пришла в Морган? Или к тебе домой? Да, пожалуй, это хорошая идея, — сказала она. — Тогда я смогла бы познакомиться с твоим отцом. Мое приглашение на его вечеринку, похоже, потерялось в пути.
— Здесь тоже не особо секретно, — заметила я. — Колин вон там, недалеко.
— Я буду краткой. Ник хочет знать, есть ли у тебя еще доступ к бухгалтерской книге твоего дяди.
Ник Петрос был журналистом-расследователем в «Чикаго трибюн», который работал вместе с Дженни.
— Насчёт жесткого диска было счастливой случайностью, — сказала я. — Я уверила маму, что выкинула его, когда мы встраивали новый, и она больше ни разу не спрашивала об этом? Обычно у меня нет к такому доступа.
— Жёсткий диск очень помог, — сказала она. — Они близки к тому, чтобы собрать необходимые доказательства против твоего дяди и Форелли, но им нужно больше материала. Что-то верное и неоспоримое.
Я обняла себя, чтобы согреться.
— Разве это не задача полиции?
— Ты можешь достать вещи, которые не могут они. Форелли не подозревают тебя. Мо, нам нужна эта книга. Мне она нужна. Ты обещала помочь.
Я вздохнула. Тогда мне казалось хорошей идеей, объединиться с Дженни. Однажды днем она появилась в Слайсе, размахивая перед моим носом папкой с предысторией Колина и информацией о процессе отца и предложила мне сделку: ответы взамен на доказательства.
Сейчас это делало все только сложнее, но я не могла нарушить слово, и Дженни это знала.
— Я работаю сегодня вечером. Там посмотрю, что смогу сделать. А сейчас иди, прежде, чем Колин начнет задавать вопросы.
Как только я открыла дверь грузовика, меня окутал порыв теплого воздуха, и я вздохнула от облегчения. Колин рассмеялся.
— Ты была снаружи целых девяносто секунд. Думаю, ты сможешь это пережить.
— Сам попробуй поносить юбку при такой погоде! Тогда и посмотрим сколько ты выдержишь.
Я сняла перчатки и подула на пальцы, чтобы согреть их. Тем временем, я уже должна была привыкнуть к вспышкам радости, которые охватывали меня, когда я смотрела на него. Но всегда было одно и тоже: его серые глаза осведомлённо смотрели в мои, уголок его губ приподнимался в улыбке, и счастье пронзало меня, будто ужасным днем я неожиданно вышла на солнечный свет.
— Привет.
— Привет.
Он наклонился и неторопливо и основательно поцеловал меня. Я запустила руки под его куртку, почувствовав изношенную фланель, крепкие мускулы и безопасность. В конце концов, он отодвинулся, смерил меня взглядом и провел большим пальцем вдоль челюсти.
— Плохой день?
Конечно он понял. Колин знал меня лучше, чем кто-либо другой. Не было никакого смысла даже пытаться что-либо от него скрывать и поэтому я почти никогда ничего не скрывала.
Однако «почти» — это термин, открытый для толкования.
За последние шесть месяцев я видела столько всего плохого: убийц, сумасшедших, предательство, жадность. Иногда я думала, что не смогу с этим справиться.
Но, по сравнению с прошлым Колина, все, что я пережила, было чистой сказкой.
Его же история, напротив, была ужасной, по-настоящему ужасной. Отчем многие годы жестоко обращался с ним и его семьёй, но конфронтация с социальной службой в конце концов полностью лишила его рассудка. Он убил мать Колина и его брата, а сестру так ужасно избил, что она получила травму головного мозга. Он прекратил только тогда, когда одиннадцатилетний Колин застрелил его.
И здесь в игру вступил мой дядя. Он знал отчима — этот тип был мелким сборщиком денег для мафии.
Как только Билли узнал, что случилось, он вмешался, впустив вход свои связи, чтобы скрыть произошедшее, которое было бы достойно попасть в газетный заголовок на первой странице, а Колина и его сестру Тесс забрал в Чикаго.