Созвездие Видений
Шрифт:
Имит исчез, как морок, как сон, и Зорянка, которая только, что переводила изумленный взор с одного лица Севера на другое, испуганно уставилась на свои руки, обнимающие теперь пустоту.
Увидев это. Север невольно рассмеялся, оттаивая, но тут же оборвал смех, потому что Зорянкины глаза налились слезами, и, обхватив себя руками, словно ее вдруг обдало студеным ветром, она в голос заплакала.
И Север понял, что выскочила она из «Инда» вгорячах, и, сама не ведая как, расправилась с драконами, и только сейчас ей стало страшно, и холодно, и жутко, и надо ее поскорее согреть и утешить. И во всем свете только один Север знал, как, — и только он один
Когда они наконец разомкнули объятия и Север перевел дыхание, ему показалось, что в окружающем что-то изменилось. И понадобилось какое-то время, чтобы его затуманенный разум осознал — не слышно работы двигателей. «Инд» стоит… нет, висит в пространстве, прекратив продвижение вперед, несомый лишь волнами пустоты, словно цветок, подхваченный недоброй волей.
Как это случилось? Что-то повредили могучие клювы вселенских крылатых разбойников? Или Зорянка нарушила некое равновесие своим рывком сквозь корпус «Инда» и обратно? Приборы не уточняли причину аварии, они просто констатировали полное отсутствие согласия между деталями механизмов всей двигательной системы. И замолкли, перестали выдавать какую-либо информацию, оказавшись, как почудилось Северу, перед неразрешимой проблемой: какой дать совет человеку, оказавшемуся в безнадежной ситуации?
Ситуацию Север мог оценить и сам, «Инд» медленно, но верно отклонялся от курса, который должен был привести его к «Роду». Только «Род» способен был одолеть гигантское пространство, разделяющее Солнечную систему и Созвездие Видений, только «Род» и только по межпространственному и межвременному тоннелю, проложенному еще Великой Экспедицией и лишь недавно, после сооружения «Рода-1990», точной копии «Рода-1», восстановленному, что и дало потомкам возможность поглядеть на деяния предков своих, добравшись до Земли. Вернуться на Ирий по старинке, тащиться мимо звезд и планет, обходя черные дыры, как было принято еще в эру сверхзвуковых и даже сверхсветовых звездолетов, было бы нелепо, невозможно: корабль доставил бы на родину лишь прах и тлен, да еще и неизвестно, что сталось бы с тем кораблем! И что говорить об «Инде», не обладавшем и сотой долей мощности «Рода», об «Инде» — к тому же лишенном сейчас всякой возможности передвигаться.
И с невыразимой отчетливостью Север осознал: его странствие по жизни истекает!..
Мысль эта была так внезапна, что дыхание его пресеклось, и Зорянка, которая уже успела задремать, прильнув щекой к его груди, резко подняла голову, словно уловила в стуке сердца своего Лиховида нечто необычное.
Ее глаза, потемневшие от тревоги, уставились в его глаза, пытаясь прочесть в них, что произошло. Нелепым было бы говорить ей об остановке двигателя, потере скорости и направления, но она уже и сама услышала внезапную тишину, увидела смертный ужас в глазах Севера.
…Плохо ли, хорошо ли, но Зорянка никак и никогда не умела объяснить потом, каким же образом и почему совершает она то или иное свое чудо, и Север мог лишь полагаться на собственное восприятие и оценку случившегося.
А случилось вот что.
Зорянка вскочила и пошла в обход рубки, «Инда», то и дело приникая к стенам, словно бы всем телом вслушиваясь в происходящее там, за ними, в открытом космосе.
Северу даже почудилось, что она снова намерена туда броситься, и он схватил было ее за руку, но она только погрозила пальцем и вновь пошла по кругу, все с тем же выражением отрешенного внимания.
И вдруг улыбка легла на ее губы. Лицо засняло солнцем, так что теплее стало и
Зорянка шлепнула ладонью по стене и приникла к ней всем телом и лицом, маня при этом к себе Севера. А когда он подошел, Зорянка заставила его стать с нею спина к спине.
Удивленный и даже слегка раздосадованный ее странным поведением, Север тем не менее послушался.
Они стояли так некоторое время, и Север не заметил, когда его досада сменилась сосредоточенным, оцепенелым вслушиванием в те голоса, которые внезапно пришли откуда-то извне.
Сначала это была гулкая, протяжная мелодия то в предельно низких, то в раздирающе высоких тонах, и от этих перепадов обрывалось вдруг сердце, занимался дух… но постепенно Север начал привыкать к звуковым переливам, а еще через несколько мгновений он вдруг различил человеческую речь… О Звезды! Люди говорили по-ирийски, более того — на жаргоне звездопроходцев, он даже узнал их голоса!.. То были дежурные штурманы «Рода» Айну и Пилон, а еще механик, врач, и даже два голоса своих коллег-разведчиков узнал Север — видимо, они со своими аппаратами уже вернулись с Земли. И — кто бы мог подумать! — речь шла именно о нем, о Севере, о том, что он пропал и не подает о себе никаких вестей…
А вслед за этим словно бы тоненькая игла пронзила мозг Севера. То был приказ… чей — он не знал, но этого приказа невозможно было ослушаться. Надлежало звать, звать «Род» на помощь, веля экипажу для начала определить местонахождение «Инда», а потом соединенными мыслительными усилиями притягивать, подтаскивать его к «Роду», сквозь разделяющие их дали.
Севера трясло как в лихорадке, болезненные токи пронзали его, словно молнии, и краешком сверхнапрягшегося разума он ощущал, что, как и волны космоса, является лишь проводником, сквозь который осуществляется связь двух могучих сознаний: коллективного — экипажа «Рода» и еще чьего-то — властного, неодолимого и гораздо более сильного, И невозможно было поверить, что все это свершает Зорянка.
И вдруг новым, неизвестно почему проявившимся зрением, он увидел словно бы издалека, как в черных провалах Вселенной, озаряемых лишь тусклым мерцанием звезд, несется обретший силу и направление «Инд» — белая причудливая светящаяся изнутри полусфера, увенчанная хрустально звенящими колокольцами антенн и опоясанная сверкающими шарами оборонительных устройств, словно причудливый цветок, попавший, наконец, на ровное, спокойное течение Обимура.
А потом, потом, когда они с Зорянкой были уже на «Роде», и проходили тоннель, и на Ирии Север то и дело допытывался у нее, как, как же она смогла это, и Зорянка повторяла растерянно:
— Мне всегда чудилось, что небо — это такое поле безоглядное, а над ним кружатся птицы незримые — мысли… нас, невров, и еще других, всех, всех; что обитает на Земле, и мысли бессмертных богов, и твоих сородичей. Вот я и начала их скликать, будто птиц… Они и послушались!
Ну разве это объяснение?! Но Север всегда считал, что если в мире существует лишь то, что поддается объяснению и толкованию, то жить не стоит!
На нее нашло какое-то внезапное оцепенение, и она глядела, глядела в черноту их глаз, тупо ловя там отражение своего помертвелого лица. Они суетились вокруг, кто дергал за руки, кто за ворот свитера, толкали от одного к другому, а она все никак не могла сбросить морок ужаса. Но вот один из безумных крепко прижал ее к себе, и она почувствовала, что его рука жадно шарит по ее ремню, пытаясь расстегнуть.