Созвездие Ворона
Шрифт:
Глава 6. Танафос, Петербург и Шотландия
Море сегодня было необычно спокойным. Нил-Нил смотрел на волны, лизавшие черные камни. На мгновение вспомнил лицо Роберта — недавнего своего наставника, покушавшегося на него, и нахмурился, закусив губу. Тата не раз еще мучила его расспросами — не снятся ли ему кошмары, может, лучше ему пока не гулять там, где все это случилось. Смешная! Она, наверное, думает, что можно уберечься от страха, запершись в доме. Нет, Том прав, конечно, — женщины ничего не понимают в войне! Чтобы победить страх, нужно не отсиживаться в укрытии,
Солнечные лучи прорезали угрюмую завесу туч. Нил-Нил прикрыл глаза рукой. Вспомнил, как вспоминал каждый день, покойного деда. О том, как тот находил среди забот время следить за облаками.
— Смотри, Нил! — говорил он, показывая рукой. — Правда, похоже на парусник?..
И старик замолкал, словно видел что-то среди облаков, недоступное другим, что-то очень важное. Нил часто смотрел на облака, но не видел ничего. Пока не видел.
Она слышала его шаги, и ей не нужно было оборачиваться, чтобы узнать их. Баренцев подошел и взял ее за плечи. Когда он коснулся ее, Татьяна закрыла глаза и откинула голову ему на плечо.
— Я боюсь! — сказала она еле слышно.
— За него, — понял он и посмотрел на берег, где стоял маленький Нил.
— Да!
— Мы рядом… — сказал он.
— Да, — она мягко высвободилась, прошла от окна к столу. Письменный стол леди Морвен вполне соответствовал ее королевскому статусу. На столе можно было организовать банкет на сотню персон или танцевать кадриль.
— Бравые тюльпаны! — она улыбнулась.
— Тайпины!
— Я помню, — она улыбнулась, — мало мне тайных обществ!
— Прошу не сравнивай! Мы…
— Да, силушки у вас маловато! — согласилась она, хотя и не с тем, что он хотел сказать. — Я не хотела бы, чтобы Нил думал, что и в самом деле сможет противостоять опасности — эта уверенность может сыграть очень злую шутку с ним. И со мной.
— Он почти справился с Робертом! — возразил ей Нил. — Увернулся, несмотря на все его приемчики…
— Нилу просто повезло! — сказала она тоном, не Терпящим возражения. — Если бы рядом не оказалось тебя и Тома, он был бы у них в руках. Или… Или уже мертв. Помнишь, как говорят — «против лома нет приема»! Но я рада, что он не изменился после того случая…
— Ты полагаешь? — спросил Нил.
— Я имею в виду, что он не стал бояться новых людей.
— О, да! Вчера он о чем-то долго говорил с Берчем по телефону!
Позже она зашла проведать Нилушку. Его не оказалось в комнате. Видимо, Том придумал новое развлечение. Так получилось, что телохранитель стал ему верным другом, а это многого стоило, особенно здесь, где у мальчика не было друзей-сверстников. Захаржевская подумала, что Баренцев умеет подбирать людей. И какое счастье, что все подозрения ушли в прошлое. Она знала, что никогда не смогла бы стать счастливой без него. Никогда.
На столе в комнате Нилушки лежал небольшой томик в коричневом коленкоровом переплете. Татьяна взяла его в руки — любопытно, чем теперь интересуется мальчик. Он уже прошел увлечение Жюлем Верном и Дюма, проскочил без особого вдохновения через приключения юного чернокнижника, выпекаемые одной английской домохозяйкой. В распоряжении Нила была огромная библиотека Занаду, книжные новинки выписывались им по каталогу. Татьяну радовала его любовь к литературе. Сама она в последнее
Она взяла книгу в руки — золотое тиснение на черной коже. Фридрих Вильгельм Ницше. «Так говорил Заратустра». Она открыла книгу на фронтоне и прочла подзаголовок: «Книга для всех и ни для кого…»
Ницше. Провозвестник или, может, просто безумец. Безумец, как и все пророки, пытавшиеся воззвать к человечеству. Человек, закончивший дни в доме скорби, как в те времена называли больницы для душевнобольных. Объявленный затем идеологом нацизма.
«Не рано ли читать это Нилу? — подумала она. — Не опасно ли?» Впрочем, что за глупые мысли — книга не может быть опасна. Последнее место, где следует искать опасность — книжные страницы. Она открыла наугад, и взгляд упал на следующие строки: «Вместе с тобой разучилась я вере в слова, ценности и великие имена. Когда черт меняет кожу, не отпадает ли также и имя его? Ибо имя есть только кожа. И сам черт, быть может, — только кожа…»
Слова, с которыми тень обращается к Заратустре. Неприятный холодок пробежал по спине, словно со страниц старой книги посмотрел на нее кто-то чужой и враждебный. Дело было в этих строчках. Черт! Черт!
В детстве, помнится, гадали по книге — старинная забава. Забава ли вот только? Гадание зависит от способностей гадающего, тех способностей, что даются от Бога. И ежели их нет, никакой самый талантливый Макаренко тут не поможет.
Но вот от Бога ли?
И случайно ли открылась книга на этих строчках? Или кто-то с той стороны напоминает ей таким образом о назначенном часе? Она не забывала о нем никогда, ни на секунду… Стрелки неумолимо тикали, отмеряя отпущенное время. Теперь она понимала, что чувствуют приговоренные к смертной казни.
Где-то во тьме, по ту сторону бытия, там, куда не дано заглянуть никому из смертных, Вадим Ахметович, или вернее то, что Татьяна знала под этим именем, ждал своего времени. Точил коготки… И вновь повеяло холодом. А что там, по-за смертью? Там не холодно, там очень жарко… В аду всегда жарко.
Она не забывала о нем ни на миг. Да он и не позволял забыть — он явился ей на борту лайнера, он подбрасывал ей новые знаки. И эта книга могла быть знаком. Могла или на самом деле была? Ей на мгновение почудилось, что кто-то следит за ней. Следит за ее реакцией. Татьяна положила книгу обратно на стол и огляделась. В зеркале в углу — высокое, напольное, с позолоченной резной рамой — будто мелькнуло что-то. Татьяна вздрогнула. Опять, опять начинается… Она подошла, затаив дыхание, ближе. Чему быть, того не миновать. Она не вольна распоряжаться собой, и бежать бесполезно. Прав был Нил-Нил, на днях сказавший ей об этом. Не скроешься за замками, под кроватью не спрячешься. Нужно выйти и бороться. Только вот силы очень неравны!
Старинное поместье стояло в низине, сюда не добирались ветры, и деревья облетали позднее, чем на холмах вокруг. Но до осени было еще далеко. До осени должно было произойти очень многое.
Человек сидел за массивным столом вишневого дерева. Кабинет был отделан резными панелями. Прямо на него смотрели ангелочки. Лицо человека за столом было устремлено на фотографии. Мальчик.
На другом конце земли, в небольшой петербургской квартире, красивая молодая женщина смотрела на оригинал.