Созвездие Ворона
Шрифт:
Надежда помнила все, что сказала ей Анна Давыдовна о будущем сыне. Мальчик никогда не будет болеть, он будет прекрасен и умен. Это обещанное совершенство немного пугало. Эрудированной Скавронской сразу вспоминалась история греческого тирана Поликрата, столь благополучного во всех отношениях, что это было сочтено за дурной знак. И Поликрат бросил в море золотой перстень, чтобы испытать хотя бы небольшое неудобство. Однако на другой день в брюхе рыбы, пойманной к обеду, был найден перстень и возвращен владельцу. И Поликрат понял, что судьбы не избежать. А потом сосед-завистник заманил его обманом к себе в гости и предал мучительной смерти.
— Судьбы не избежать! — подтвердила Анна Давыдовна, выслушав эту историю. — Но судьба Данилы не такова.
Ее уверенность передавалась и Наде. Ребенок подрастал и казался матери просто совершенством. Она понимала, что девяносто процентов матерей думают так же о своих чадах, но, рассуждая объективно, она не могла найти никакого изъяна. И думая об этом, она не забывала поплевать через плечо или постучать по дереву — чтобы не сглазить. Тем не менее теперь и она сама ощущала уверенность, что ее дитя — особенное и все беды ему будут нипочем. Ему исполнилось три года, предсказание о превосходном здоровье сбывалось. Кроме того, он поражал своей изумительной силой.
Нельзя сказать, чтобы у Надежды не было за все это время подходящих кандидатур. После родов ее фигура сохранила привлекательность, ей не приходилось прикладывать никаких усилий, чтобы выглядеть красивой, и она притягивала мужчин, несмотря на наличие ребенка. Однако среди них не было никого, кто мог бы заинтересовать Скавронскую настолько, чтобы она решилась вступить в брак. Робкие увещевания матери, не видевшей причин для отказа многим женихам, не оказали на нее никакого воздействия. Антон Адамович решительно отказался уговаривать дочь. Надя положилась на слова Анны Давыдовны: твоя любовь где-то ходит-бродит, и свидеться вам еще не скоро суждено.
Один из поклонников неожиданно для нее самой сумел привлечь ее внимание. Хотелось спросить Анну Давыдовну, тот ли это человек, но спросить было уже некого — Анна Давыдовна отбыла неожиданно для всех в далекую Англию. Ее поступок казался шуткой, чудачеством, до последнего момента Надя не верила, что эта пожилая женщина решится на переезд в чужую страну. Если старую ведунью и раньше не любили, то с ее отъездом неприязнь усилилась. Слухи расползлись сами собой, хотя Анна Давыдовна была меньше всего склонна афишировать свой отъезд.
В то время простое путешествие в мир капитала было сопряжено с множеством трудностей, а уж человек, выезжавший в капстрану на постоянное место жительства, должен был забыть о возвращении.
Антон не уставал удивляться способностям своего внука.
— Разумеется, ты ведь дед! — смеялась Надежда. — Для тебя всякий его лепет — откровение!
— Нет, нет! — возражал он. — Я совершенно объективен, милая! Я уж за свою жизнь насмотрелся на разных детей. И никто меня так не удивлял. Кроме тебя, разве что…
А сама Надежда, глядя на Данилу, думала об одном — где его отец и не передадутся ли Даниле его беспокойные гены, не погонят ли однажды из дома на поиски приключений? Тут же одергивала себя, вспоминая старую сказку про бабу, что расплакалась, представив, как будущий ребенок вырастет, пойдет в сарай и там ему что-то на голову упадет… Надо верить в лучшее, и тогда все будет хорошо. И потом была еще в ней уверенность, что ее сила преодолеет все прочие влияния. Она чувствовала, что эта странная сила, которой она сама только-только начинала учиться управлять, передается и сыну. Более того, в нем она становится чем-то большим… «Как вирус», — пришло ей в голову сравнение. Она только носитель, в Даниле эта сила должна была найти конечное воплощение…
А пока он почти ничем не выделялся среди сверстников. Разве что был вдумчивее и внимательнее. Его привлекали вещи, к которым дети обычно равнодушны, он замирал возле статуй и, казалось, пытался найти в их торжественной неподвижности признаки одному ему ведомой жизни. Деревце, окруженное мостовой, вызывало у него недоумение и сочувствие, и Надежда чувствовала это, как чувствует каждая любящая мать настроение своего ребенка.
— Он похож на снайпера! — сказал как-то Антон, видя, как сосредоточенно Данила изучает новые вещи. — Я читал, что у снайперов такая наблюдательность…
— Ну вот еще не хватало! — рассердилась Надежда.
Она-то знала, что Данила никогда не будет смотреть на кого-то в перекрестье прицела. Не для того он пришел в этот мир.
— Я знаю, — улыбнулся Антон, — он не убийцей вырастет. Напротив… Напротив…
И замолкал, не решаясь произнести слово. Чтобы не сглазить.
А ребенок смеялся, глядя на деда, и глазенки его лучились. Как, впрочем, у всех детей…
Нет уже давно деда, и теперь не юная несмышленая Надя, а Надежда Антоновна Скавронская смотрит на своего спящего сына.
— Мам, — пробурчал он, приоткрыв глаза. — Ты бы свет выключила!
Никита выехал вместе с Хэмишем, еще в салоне были двое его сыновей, Мэттью и Шон, первому было шестнадцать, Шону, старшему — почти двадцать. Дорога вилась по живописнейшим местам.
— Посмотрите, — сказал Мэттью, — на этом озере жил в свое время Алистер Кроули. Последний из великих оккультистов. Это он сказал, что магия — это искусство. Если бы не наркотики и алкоголь, неизвестно, чего бы он мог достичь…
— Сатанист, наркоман и пьяница! — возразил ему Шон. — К тому же вор и предатель, в начале войны перебрался в Штаты и пел дифирамбы Гитлеру. И в чем его заслуги? В том, что он якшался с демонами, и после его отъезда в доме стало невозможно жить из-за привидений. А большая часть его достижений и вовсе липа — шарлатан был почище Блаватской.
— Оставь Блаватскую в покое!
— Кроули называл себя Зверем… — пояснил младший, обращаясь к Никите, который несколько был смущен предлагавшейся ему ролью третейского судьи в споре о предметах, в которых он ровно ничего не смыслил. Он не понимал, почему Хэмиш спокойно относится ко всей этой чепухе, которую городят его сыновья. Они ведь уже далеко не дети. Ведьмак почувствовал на себе его взгляд и, повернувшись, пояснил: