Созвездие Ворона
Шрифт:
— Чего именно?
Она не хотела расспросов. Нил пожал плечами.
— У тебя взволнованный вид.
— Правда?
— Что случилось? — спросил он, становясь серьезным.
— Что могло случиться?
— Я не знаю. Но ты явно чем-то расстроена.
— Просто устала. Мне надо поспать.
Она попыталась выдавить из себя улыбку, но у нее не получилось. Нил забеспокоился.
— С Нилом все в порядке?
— Да.
— Ты уверена?
— Абсолютно.
Он внимательно посмотрел на нее.
— Если что-нибудь было не так… ты бы рассказала
Она ответила утвердительным кивком, но глаза ее говорили другое.
Нил провел ночь почти без сна. Долго ворочался, не в силах уснуть. Потом встал и прошел в кабинет. Включил лампу. Кабинет покойного Макса Рабе был старомоден и потому необычайно уютен. Нил не чувствовал себя в нем чужим. Напротив, ему казалось, что дед благословляет его. Он думал о том, что не знал этого человека… Он почувствовал, что становится сентиментальным. Он выкурил несколько сигарет, глядя в окно, за которым стояла ночь.
Вернулся в мыслях к Татьяне. Было ясно, что ее что-то тревожит. Что-то камнем лежало у нее на душе. Может быть, ее прошлое, в котором, как ни крути, хватало всего, в том числе и чужой крови. Фэрфакс, Максим Назаров, тот турок в автомобиле. И те, наверняка, не первые… Об этом они никогда не говорили. Нет, Нил чувствовал, что дело в чем-то другом. В чем?
Все вроде бы складывалось, как нельзя лучше. Татьяна распрощалась с опасным титулом, они вместе. Нил-Нил вечером говорил по телефону сначала с Захаржевской, потом с отцом, рассказывал возбужденно о том, что ему показывал мистер Берч. Еще раньше Том связался с ним, как было условлено, чтобы сообщить, что с ними все в порядке.
Он пошел в спальню. Наклонился над спящей Татьяной, слушая ее дыхание. Сейчас не нужно было ничего — все отошло на второй план, стало неважным. Только бы быть рядом… Захаржевская пробормотала что-то во сне и обняла подушку, как ребенок обнимает любимую куклу. Нил прислушался, может, сейчас она скажет, что тревожит ее… Тут же пристыдил себя за недостойное поведение. «Так ведь с благими намерениями, — сказал сам себе. — Исключительно с благими». А благими намерениями вымощена дорога в ад, ответила совесть, и дискуссия на этом прекратилась. «В ад», — повторил про себя Нил.
Нет, не надо будить спящих собак, пусть все идет своим чередом. Обретя дом и семью, превращаешься в обывателя, который не хочет никаких потрясений, никакой истины… пусть все идет своим чередом. Давайте тихонько, давайте вполголоса… Неделя-другая — и все успокоится, что было, то было — прошло!
И верно, все проходит. Как у Соломона на перстне было написано — «и это пройдет».
Так что расстанемся, смеясь, как и полагается, со споим прошлым, и впереди — «полная надежд людских дорога».
Он погрузился в мечты и, убаюканный ими, вскоре задремал.
Глава 7. Ницца — Монтре
Звезда Голливуда Таня Розен направлялась в Европу на Каннский кинофестиваль. Ехала в качестве приглашенной
Павел поехал вместе с ней. Хотелось побыть вдали от Америки.
— Странно, — говорил он в самолете над Атлантикой, — вот я снова свободен. А на руках словно по-прежнему кандалы бренчат. Как там Ванина макулатура называлась? «Золото наших цепей». Очень точно!
Впрочем, ощущение несвободы притупилось, стоило оказаться в Париже. Здесь они планировали провести некоторое время перед началом фестиваля, наслаждаясь исключительно обществом друг друга. Прибыли инкогнито и первый вечер в самом деле были совершенно свободны от докучливых журналистов, которые в Америке действовали на нервы не только Павлу, но и привыкшей уже ко всему Татьяне Лариной.
— Похоже, у знаменитостей, как у шпионов, — сказал по этому поводу Розен, — никакой личной жизни!
— Не преувеличивай! — пожурила жена. — Сейчас приедем в отель, и будет личная жизнь!
Из окна номера открывался чудесный вид. Эйфелева башня на фоне облаков выглядела вызывающе. Почти как Вавилонская. Как говорил один из персонажей Раймона Кено в замечательном романе «Зази в метро»: «Не понимаю, почему Париж всегда сравнивают с женщиной. С такой-то штукой посередине. До того, как ее построили, наверное, можно было».
«И снова перед тобой весь мир, — сказал он себе, — но покорять его уже совсем не хочется. Хочется тихой гавани, даже если для этого придется работать на дядю Сэма, чтоб его!»
Здесь же, в Париже, обозначился первый тревожный признак того, что его история будоражит умы и по эту сторону океана. Правда, приезд супругов Розен вездесущая пресса проглядела, но шила в мешке не утаишь, и уже на следующий день работники пера и микрофона попытались наверстать упущенное. Целая дивизия репортеров атаковала известную актрису и ее мужа на ступенях отеля.
Павел держался позади, надеясь, что именно Татьяна является причиной этой суматохи, однако журналисты незаметно перегруппировались, окружая его, словно волки добычу, и тут же бросились в атаку.
— Мистер Розен, — по-английски спросил первый тонким голосом. — Правда, что ваш процесс был ловким рекламным трюком, который был призван привлечь дополнительное внимание к фильму «Красные рыцари Андреевского флага»?
Павел не сразу понял, что имелось в виду. Очень хотелось на мгновение забыть о воспитании и дать по-простому в морду. Тут только он разглядел, что спрашивающий — девушка.
«Лет восемнадцать, — прикинул он, — никакого соображения в голове».
На лице вопрошавшей не отражалось никаких неприязненных чувств — она улыбалась вполне дружелюбно. Мол, признайтесь, и ничего вам за это не будет. Мы же тут все свои, все понимаем… И неизвестно, что было хуже — полная обструкция, которой еще недавно грозил Татьяне Джоэл Голд, или это задушевное подмигивание. Мол, все мы понимаем, не лыком шиты.