Спартак: 7 лет строгого режима
Шрифт:
А если я ставлю в известность руководство, беру козыри в свои руки. Это, в конце концов, меня спасло. Не сделай я этого, из команды меня бы выжили. Сделали бы так, Бесков меня бы отчислил. Дасаев, и не только он, потом не раз предпринимали такие попытки.
Посмотрел, пока все разойдутся по комнатам, и, соблюдая конспирацию, отправился к Федору Сергеевичу Новикову. Но сначала сделал вид, что собираюсь досмотреть хоккей. Пасти меня не стали. Новикову я рассказал, что нам предлагали деньги и что я отказался, а вся команда была «за».
Получается, настучал, но другого выхода у меня не было.
Федор Сергеевич обалдел.
Кстати, подобное случилось позже в Ланчхути, когда «Гурия» предложила деньги Пасулько. Он тут же сообщил об этом руководству. И правильно сделал, потому что когда тебе предлагают бабки, надо тут же идти к начальству. Даже если отказываешься, на тебя все равно могут свалить все что угодно. Не выкрутишься. Это не стукачество, а единственный верный ход, если ты отказался играть «договорняк». Других ходов нет, проверено практикой.
Всех моя позиция, мягко говоря, удивила, но на следующий день вышли на поле и порвали «Жальгирис» в клочья. Мы с литовцами так никогда не играли. А все потому, что Дасаев и К° подозревали, что руководство в курсе собрания. И не зря подозревали. Тем более что я не просто отказался, а категорически.
Честно говоря, в моих глазах мои товарищи по команде обосрались. Я бы еще понял, если бы давали по пять тысяч рублей. Огромная сумма, как говорится, предложение, от которого нельзя отказаться. Но за 500 рублей подвергать себя такому риску!
В тот момент я полностью разочаровался в «Спартаке», куда шел с надеждой забыть обо всем плохом, что было связано с «Динамо». Только оправился от одного удара, как сразу же второй. Потом я все равно играл за «Спартак». Играл честно, но он перестал быть для меня командой-мечтой. Дасаев и К° поняли, что я никогда от них зависим не буду и что со мной ничего поделать не удастся.
Как же им было страшно, когда они гадали, стуканет — не стуканет. А когда во время матча против «Жальгириса» кто-то ошибался, Федор Сергеевич тут же начинал орать, что они сдают игру! Все это слышали и наверняка сообразили, что тренеры в курсе истории с собранием.
На следующий после игры день приехал Бесков и тут же вызвал меня к себе. «Это правда?» Отвечаю: «Правда».
То есть Бескову я ничего не говорил, но он и так обо всем знал от Новикова. Никаких мер Бесков принимать не стал. А какие могли быть меры? Меня одного оставить, а остальных убрать? Я же не команда. Бесков, который и так знал о договорных матчах, лишний раз убедился, что это правда. Убедился он и в том, что я договорные матчи не играю.
Новиков, который воспитал Дасаева в астраханском «Волгаре», мог рассказать ему, что Буба всех сдал. Дасаев рассказал остальным. Но сделать они ничего не могли, все козыри были у меня на руках. Им оставалось только радоваться, что Бесков никаких карательных действий не предпринял. Да и за что карать, «Жальгирис» мы же обыграли!
Но после этого я стал врагом народа, и если бы не подстраховался, меня бы сгноили. Потом наговаривали на меня, что сдал матч «Локомотиву», что пью. Жена Бескова Лера даже звонила моей жене Зое и спрашивала, правда ли, что я поддаю. Та клялась здоровьем детей, что нет.
В одном из интервью спустя много лет Дасаев сказал, что я втихаря пил, и поэтому у меня поднималось давление. Последнее — правда, но давление у меня подскакивало до 130–140 не от пьянства, а от нервов. Я даже иногда хитрил и не шел к доктору его измерять. А доктор Бескову об этом докладывал. По давлению определяли, кто пил, кто не пил. А что делать, если я не пил, но давление повышенное?
Когда позже наши отношения стали портиться, Бесков начал подозревать меня в участии в «договорняках». Это меня сильно возмутило и обидело.
Тогда я себе сказал: «Все, Константин Иванович, если вы такие подозрения допускаете, то помогать я вам больше не буду, и молчать я не буду. Но скажу так, что вы увидите, как к вам относятся. Хотя вы говорили, что вам моя помощь никогда не понадобится. Оказалось, что это не так».
А когда-то, приходя в «Спартак», я обещал Бескову помочь, если возникнет необходимость. Как он, зная об истории с «Жальгирисом», мог обвинить меня в сдаче матча «Локомотиву»? И на что он рассчитывал, когда позвонил мне перед знаменитым собранием, на котором его собирались снимать? Что я ему помогу и промолчу, как он просил?
В «Динамо» мне доводилось участвовать в договорных матчах. Но тогда я был молодым и не мог повлиять на ситуацию. В «Спартаке» же у меня был и авторитет, и статус, и я повлиял. Но это вылилось для меня в головную боль, а в итоге из «Спартака» пришлось уйти, хотя никто меня оттуда не выгонял. Я уходил намного позже тех событий, но косвенно они все же повлияли.
А когда однажды Бесков и Старостин решили меня разбирать на собрании команды, помню, я сказал им, давайте сначала разберем Дасаева и скандал, который он устроил в Минске, и историю с «договорняками», а потом уже будем разбирать меня. Они не захотели. Мои козыри сыграли.
Родители воспитали меня так, что сама мысль об обмане или предательстве была для меня недопустима.
Казалось бы, что еще в жизни нужно? Делаешь честно свое дело, стремишься к высшему, не врешь, а тебе ставят такие препоны, да еще в таком месте, что руки опускаются, и веру в людей теряешь. И надо принимать решение: либо продаешь душу, либо остаешься человеком.
Для чего я все это говорю? Большинство ведь избрало легкий путь, а тех, кто не прогнулся, — по пальцам пересчитать. Я всегда старался быть среди непрогнувшихся, хотя это намного сложнее, чем просто поднять руку и проголосовать, как все.
Глава 6
Дасаев
Дасаев появился в «Спартаке» в 1978 году, когда я играл еще за «Динамо». Он занял место Александра Прохорова, для которого сезон не сложился. Кто такой Дасаев, откуда появился, мы знать не знали. Он был худым, длинным, с обезьяньими руками. На фоне, скажем, динамовского вратаря Владимира Пильгуя, которому Лев Яшин торжественно передал перчатки во время своего прощального матча, или немца Харальда Шумахера, одного из лучших вратарей мира, выглядел далеко не атлетом. Позже я узнал, что в 19 лет ему вырезали мениски, поэтому он все время в наколенниках играл. Ножки слабенькие, иксиками, сам щуплый!