Спартак. Бунт непокорных
Шрифт:
Мужчины поднялись.
Они шли, украдкой рассматривая друг друга, фракийцы и нумидийцы, кельты и германцы, даки и галлы.
Некоторым, как Спартаку, позволили взять с собой жен. Женщины тоже были связаны. Выйдя из темного зала, они принялись бранить женщин, поджидавших гладиаторов снаружи и шедших за повозками по грязным улицам квартала Велабр.
Солнце ослепило Спартака, как тогда, во время сражения с даком Гальвиксом.
Он сказал:
— Я не видел его. Он мог убить меня, но предпочел умереть сам.
Спартак обернулся к Иаиру, сидевшему рядом с ним.
— Почему?
Иаир посмотрел ему в лицо, потом сказал тихо, будто по секрету:
— Каждый из нас находится в руках Единого Бога. Он все видит, всем руководит. Забудь про дака. Забудь прорицания Аполлонии, Спартак. Действуй и верь в свободного и честного человека. Тогда ты будешь следовать пути Господа Бога.
ЧАСТЬ II
17
Иаир изо всех сил зажал ладонями уши, надеясь, что шум крови в голове заглушит вой, доносившийся со ступеней амфитеатра, расположенного над подземными залами, где он находился.
Он съежился, поджал ноги и уткнулся головой в колени.
«Убей! Убей!»
Толпа хрипло и ритмично выкрикивала:
«Убей! Убей!»
Вой проникал сквозь люки, отражался от низких сводов, катился дальше по переходам, которые вели к школе гладиаторов, расположенной рядом с амфитеатром Капуи, на берегу реки Вольтурно.
Достаточно было сделать несколько сотен шагов, чтобы дойти до гладиаторской школы по этим подземным коридорам, где гладиаторы собирались перед тем, как подняться на арену и выйти на пропитанный кровью песок.
Вдруг наступила тишина. Иаир поднял голову, осмотрелся и подошел к подвальному окну. Прямо перед собой, на другом краю арены, он увидел ложу, где сидели магистраты и патриции Капуи, а рядом с ними стоял, опершись о балюстраду, Гней Лентул Батиат, хозяин школы, ее владелец, устроитель игрищ.
Раздался резкий, пронзительный крик:
«Убей! Убей!»
И толпа подхватила этот призыв.
Иаир отошел от окна, сжался в сумраке.
Он не хотел видеть, как претор поднимет руку, сожмет кулак, помедлит мгновение, прислушиваясь к реву толпы: «Прикончи! Убей!» И претор уступит, опустит большой палец, подавая победителям знак прикончить тех, кому они приставили меч или трезубец к горлу или наступили на грудь.
Снова наступила тишина, затем будто вздох удовлетворения донесся со стороны скамей, на которых теснились зрители.
Внезапно яркий свет залил зал, прогнав мрак. Ворота, ведущие на арену, открылись, пропуская гладиаторов, которые, спотыкаясь, стали спускаться в подземелье.
Все, кто остались из двадцати купленных в Риме рабов. Они сидели плечом к плечу у стены в Велабре, вместе ехали на повозках из Рима в Капую, по Аппиевой дороге, напевая каждый на своем языке.
На остановке в Минтурно кельту удалось разорвать путы и убежать в деревню, прячась среди оливковых деревьев. Стражники нагнали его и били до тех пор, пока его голова не упала на грудь и уже нельзя было определить цвет его волос — они покрылись черной запекшейся кровью.
Лентул Батиат приказал облить его водой. Кельт вздрогнул и поднял голову. Батиат несколько раз повторил:
— Он жив, собака, он жив! Благодарение богам!
Кельта связали и бросили на повозку. По приезде в Капую, когда новые гладиаторы увидели город излучину Вольтурно, а вдалеке мыс и гору конической формы, окутанную серой дымкой, Батиат подошел к Иаиру:
— Ты целитель, Иаир, поэтому тебя и купили.
Он повернулся к Аполлонии:
— Ты жрица Диониса? Хорошо.
Он указал на кельта:
— Хочу, чтобы завтра он уже стоял на ногах. Вам дадут все, что нужно для его исцеления. Но если он умрет или не сможет ходить…
Он долго смотрел на Иаира и уходя сказал:
— Мои ливийские львы всегда голодны.
Иаир намазал тело кельта маслами и снадобьями, растер затылок и бедра, промыл светлые кудри, перевязал раны.
Дыхание кельта постепенно выровнялось. Он приоткрыл опухшие глаза, посмотрел вокруг и сказал, что его зовут Гэл, что он боролся с римлянами и победил их, он воин и не желает быть обреченным на постыдное и низкое положение гладиатора. Он обратился к Спартаку, но тот не понимал его языка. Тогда галл Крикс и германец Эномай, которых тоже купили в Риме, объяснили Спартаку, что кельт призывает их отказаться от боев, поднять мятеж и попытаться бежать. Неужели они не понимают, повторял он снова и снова, что они намного сильнее, если будут действовать сообща, что они могут использовать против стражников оружие, которое выдают им для сражений на арене?
Крикс и Эномай тихо разговаривали. Первый был таким же высоким, как Спартак, но более плотным. Низкий лоб и выступающий вперед подбородок придавали его лицу суровое и упрямое выражение. У Эномая были длинные руки и шея. Его голова, заросшая густыми рыжими волосами, казалась слишком маленькой для такого огромного тела.
Спартак слушал их, не отвечая, и они, наговорившись, заснули.
На следующее утро Лентул Батиат, окруженный стражниками, подошел к Гэлу. Тот стоял, скрестив руки, прислонившись к одной из дверей в переходы, ведущие к подземным залам под ступенями амфитеатра.
— Торопишься попасть туда? — начал Батиат. — Не беспокойся! Батиат ничего не забывает. Ты хотел бежать? Ты любишь бегать? Ты будешь бегать.
Батиат повернулся к Курию, свободному человеку, который добровольно стал гладиатором. Он выиграл множество боев и был назначен оружейником гладиаторской школы.
— Проследи за тем, чтобы его хорошенько кормили, — добавил Батиат. — Научи его драться. Я хочу, чтобы он открыл следующие игры. Жителей Капуи поразит зрелище, которое я им готовлю.