Спасатель
Шрифт:
– - Извините. Там тарзанка опасная. Канат может оборваться. Перетёрся за лето.
– - Да скорей бы уж оборвался, -- сказал Киря.
Это он подрезал канат на тарзанке, всё равно канат свое лето отработал. А на осень Киря хотел повесить новый канат для нас, местных. Для того, чтобы нам выделили новый, надо было "добить" старый канат.
– - Но ведь может случиться несчастный случай!
– нервничала девушка.
Я подумал: ой достала как.
– - Пойду отвяжу канат что ли, -- сказал я.
– - Не вздумай!
– сказала Ева.
– - Но
– доказывала девушка.
– Понимаете? Опасно!
Она так это всё говорила, эти немногие слова, что все вдруг поняли: очень опасно.
Киря нехотя встал и сказал:
– - Ладно. Пойду отвяжу.
– - Вали отсюда, дура!
– наехала Ева на девушку.
У девушки на глазах выступили слёзы и она свалила.
– - Ну чего ты, Ев!
– сказал я.
– Зачем?
Я знал, что Ева добрая. Я не мог понять, зачем она прогнала девушку.
– - Да достала она. Всё лето картиночки малюет, -- сказала Ева.
– - Кто малюет картиночки? Какие картиночки?
– - Это художница, -- сказал Влад.
– Всё лето рисует тут и в других местах. Всех достала. Всем замечания делает.
– - Эколог что ли?
– - Да не знаю. Но всех достала.
– - Пойду извинюсь.
– - Василь! Не ходи!
– стала умолять Ева.
Ростик довольно ухмылялся.
Я пошёл искать художницу. "Художница" - для меня это было как "небожитель".
И я нашёл её. Она стояла за мольбертом и спокойно рисовала.
– - Извините, -- сказал я.
– Наши ребята иногда грубят.
– - Ничего. Я понимаю. Тяжелое детство -- скользкий подоконник. Но я вижу: вы не такой. Вы очень волевой, судя по лицу...
– - она запнулась.
– -Хотите: нарисую завтра ваш портрет?
– - Конечно хочу!
– сказал я.
– Но понимаете. Неудобно перед друзьями...
Она заворожила меня. Я был очарован ею. Я проводил её почти до дома. Мы познакомились. Её звали Маша Чугунова. Если идти вдоль Дмитровской улицы, мимо дяди Бориного дома, дальше по дороге, то асфальт заканчивается как раз на въезде на наши Заречные улицы. А дальше - плохая дорога и лес. А там - дачи. Много-много старых и новых дач. Садовые товарищества и просто индивидуальные застройщики. Там у мамы нашей дача чёрти с каких времён. А живёт там летом мамина сестра и мой племяшка.
– - Чугуновы?
– спросил за ужином папа.
– Знаю. Это с улицы Бардина, первый дом у леса. Жадные.
Но мне было всё равно. Жадные они или нет. Маша Чугунова была просто чудо. Стройная, с золотыми волосами, милая и вежливая. Ей было четырнадцать. Через неделю мама выдала информацию:
– - Живут с шестидесятых годов. Всем заправляла прабабушка, сейчас при смерти. Бабушка - педагог. Дедушка - скандалист, всё дорогу охраняет от грузовиков.
А папа вдруг добавил:
– Мама Маши в молодости с нами гуляла, тогда дяди Ваня её к нам в компанию пригласил. Он был первым парнем на деревне.
Я не удивился, я знал, что дядя Ваня был лидером в школе. И сейчас дядя Ваня не упускал возможности поговорить за жизнь с каждым встречным-поперечным, пропустить по бутылочке пивка за столиком у магазина - дядя Ваня не мог без общения и везде "рекламировал" нашу секцию, такое сарафанное радио. Папа ещё сказал:
– - Мама Маши приезжала только летом. Была алисоманкой, ярко красила губы, носила поверх чёрной футболки шнур с крестом. У неё всегда были мальчики. Замуж вышла беременной. Справляли свадьбу здесь, в Семенном. Запускали в Дубках змея. На участке отстроили второй дом.
– У каждого свои критерии, папа все участки классифицирует по домам, делит на те, где он работал и где не работал.
– - Никаким чудом там даже и не пахнет, -- сказала мне мама.
– Ну девочка. Ну симпатичная. Ну рисует. Ты лучше скажи: ты Еве когда субпродукты отнесёшь? Они в морозилке уже месяц лежат.
– - Никогда, -- буркнул я.
Я был зол на Еву. Мне было стыдно за её грубость на пляже. И на кого она стала гнать? Ладно бы на наших. А то на Машу!
Тридцать первого августа пляж был пуст. Но Маша опять рисовала. Я закинул вещи в домик и хотел уже идти на пробежку, заодно и с Машей поговорить, но тут в домик заглянула Ева:
– - Василь!
– - Чё?
– - Ну Василь! Ты меня больше не любишь?
– - Да иди ты, -- сказал я и выбежал из домика.
И зачем только когда-то давно я говорил ей разные глупые слова? Разве можно сравнить Еву с Машей?
Закончив разминку, я нашёл на противоположном берегу Машу.
– - Я когда в лагере на море был, у нас поцак был, Демьян, он всё скульптуры из песка лепил. И мне одну подарил.
– - Из песка?
– - переспросила Маша. Она держала в зубах спичку, которой периодически что-то процарапывала на картине (Она называла это холстом.) и объясняла что это фактура - спичкой царапать.
– - Нет. Не из песка, -- я засмеялся.
– Керамика. Дёма из песка на море лепил, а дома - из глины. Ты же видела Ростика? Так вот у него брат Демьян, поступил на художника в Питере.
– - Ростик - тот, который с грубой девушкой?
– - Она не грубая, она просто меня приревновала, -- лучше б я этого не говорил.
Маша поджала губы и продолжила усиленно что-то прокорябывать. Фактуру, не иначе.
Я развернулся и побежал. Кроме бега, мне надо было ещё успеть поплавать, а потом, попозже, в последний нешкольный день, много будет народу на катамараны - сегодня все будут отрываться, чтобы на весь год хватило.
Я плавал больше чем обычно, чтобы успокоиться. В конце концов, я ничего такого Маше не говорил. Я вообще не особо люблю разговаривать, но Маше зачем-то сказал очень много лишнего и личного.
День пролетел быстро, много было как обычно хлопот. Но я ни на минуту не забывал о том, что Маша обиделась и что она напротив, на пляже.
– - Пойдём, Кирь, мусор убирать. Сезон окончен.
Мы надели перчатки и пошли собирать мусор в огромные чёрные мешки.
– - Вот спасибо вам!
– услышал я голос. Маша стояла, а на плече у неё, на ремне, висела доска. ("Этюдник" -- поправила меня Маша.)