Спасатель
Шрифт:
– - Мой дядя Боря, -- тихо сказал я.
– Учитель физкультуры, мастер спорта международного класса и призёр олимпиады в Сеуле.
Маша как будто и не слышала, что я сказал:
– - Я требую их прогнать, потому что они убивают животное. Я не хочу, чтобы они мучили живое существо.
– - Так знай Маш. Что мы тоже убиваем животных, -- я пошёл на второй круг, меня заело.
– - Михайло Иваныч кроликов убивает. Влад и Киря петухов режет на раз-два. И что?
– - Но вы же для пропитания! А тут -- жертвоприношение какое-то.
– - У них такие традиции Маш. Я не лезу в их жизнь. Ты их защищала. Я исправился. Я на общественной должности. Я работаю с населением. Они теперь - наше население, как и понаехавшие. Для меня без разницы. Я смирился. И чем ты теперь не довольна?
Маша плакала,
– - Пусть лучше баранов режут, чем людей. Ты сводки происшествий читаешь?
Маша помотала головой.
– - Вот. А я читаю. Есть пословица: плохой мир лучше ссоры.
– - Ты не прав, Василь! Все люди разные! С некоторыми надо ссорится.
– плакала, даже рыдала Маша.
– Есть хорошие, а есть вот такие: убийцы. И ты должен их задержать.
– - Снова здорово, -- у меня зашумело в голове как при долгом беге по три-тридцать в гору.
– Всё, --я посмотрел на мобильнике время.
– У меня тренировка. Вали, Маш. Достала. Мозг мне вынесла.
– - И ты меня достал, -- рыдала Маша.
– Ты глупый, тупой, ты ни одной нормальной книжки за свою жизнь по своей воле не прочитал. Знаешь только, что картинки рассматривать, бегать и плавать.
– - И на велике гонять, -- передразнил я её. Я её чуть не ударил. Потому что я действительно мало читал. По программе и то не всё. Но я с детства читал спортивную литературу. И я читал племяшке вслух разные детские книжки. Да. Я все детские книжки по помойкам собирал: когда продают дачи, часто новые хозяева выкидывают всё. Я собрал племяшке целую библиотеку. Я обожал картинки. Я мог часами рассматривать книжки. Мне нравилось, что они не толстые, на один вечер, и буквы крупные. Были книжки с пословицами, с прибаутками. В нескольких строчках - мудрость народная. А взрослые книги меня убивали - это ж сколько надо мучиться, читать. За это время можно пятёрку, а то и десятку в разминочно-заминочном темпе намотать.
Тут Маша сказала:
– - У тебя, Василь, дурной вкус. Для лакея нет авторитетов.
Я не обиделся, я вообще не врубился.
– - Причём тут лакей?
– - А при том, что ты авторитеты ни в грошь не ставишь.
– - Не понял.
– - Ты не понимаешь литературу и передразниваешь меня. Я указала тебе на слабые места, а ты хамишь.
Я понял о чём Маша. Как-то я рассказал ей, что подобрал на помойке книжку Драгунского про Дениску. Книжка была вся с ударениями, для национальных школ, старая-старая. Мама спросила меня: хотя бы её я осилил. Я ответил серьёзно, что прочитал племяшке. И мы возмущены рассказом "Третье место в стиле баттерфляй". Маша была возмущена: как это? Писатель, классик, а мы с племяшкой, тёмные, его критикуем. Я объяснил Маше, что может этот Драгунский и классик, но точно не пловец. Что написал он чушь. Тогда Маша тут же со своего айфон, вошла в сеть и прочитала рассказ, и сказала, что я ничего не понял, что рассказ вообще не о плавании, а о том, что папа расстроился из-за сына. А я ответил Маше, что я всё понял о чём рассказ и в чём юмор, но он неправдоподобный. И при чём тут баттерфляй вообще, когда дети просто пришли классом из школы побарахтаться в бассейне. И чего хотел этот глупый папа от своего сына? Чтобы он сразу первое место занял? Маша смотрела на меня как-то странно. А на следующий день притащила толстенную книгу. Уверила, что это детская книга, не взрослая, очень известная, сказала, чтобы я прочитал, там есть про бег. Книга действительно оказалась интересной, про то как несчастный мальчик играет в театре и мучается с училкой, читая Шекспира. Но когда я дошёл до глав о беге, я просто был потрясён тем, что автор не то, что не бегун, а вообще ни во что не въезжает. Училка русецкого, то есть английского, потому что автор иностранец, оказалась олимпийской чемпионкой по бегу, а её подопечный по русецкому, то есть английскому, становится чемпионом города. Она ему сказала секрет, как надо держать руки при беге, и он победил. А тренировать его вообще никто не тренировал. Он просто сам вдруг стал быстро бегать. Сначала был хиляк, а потом вдруг стал бегать. Я Маше вернул книгу и сказал, что фуфло. Маша обиделась страшно, она сказала, что я ничего не понимаю в литературе, и вот теперь припомнила мне про то, что я книжек не читаю и что у лакеев нет авторитетов.
Я сказал Маше:
– - Вот и уходи. Зачем ты ко мне, тёмному, бегаешь?
– - Я? Бегаю?
– возмутилась Маша.
– - Да. Ты бегаешь. Забирай этюдник. И вали.
Она поджала губы, как-то вся позеленела, глаза её стали холодные, цвета морской волны, как вода в бассейне, она окатила меня с ног до головы взглядом, пересыщенным хлоркой презрения, рванула этюдник, повесила на плечо и отвалила.
Я потрусил по берегу на другую сторону, подальше от барашка. Остановился при входе в лес. Корни на лесной тропинке ещё были покрашены жёлтой краской, краска ещё не стёрлась после соревнований. Горел костёр. У костра сидели семинаристы. Я был уже с ними знаком по прошлому году, я не собирался делать им замечания насчёт костра: моё время работы через пять минут заканчивалось. Каждый август в Успенский пост семинаристы совершали паломничество во Владимир, днём шли, а ночью разбивали палатки у нового водоёма. Они густыми красивыми голосами пели:
– - До-олгие ле-еты, до-олгие ле-еты!
– - совершенно заглушая нудную музыка с того берега.
Мы поговорили о том-о сём. И я побежал наматывать круги пока не стемнело. Плавал я в темноте. После плавания я подошёл к микроавтобусу. Они как раз подключали какую-то диковинную лампу, работавшую по всей видимости от аккумулятора. Подъехала ещё одна машина. Из неё вышли женщины. Я попрощался с бугром и остальными, попросил вести себя прилично, взял свои вещи и побрёл куда глаза глядят. Барашек, прощаясь, дико заблеял мне в спину и затих.
17 Коллега
Мне не хотелось идти домой. И я решил сделать крюк: пройти через временную дамбу. После дамбы начинались старые дачи. На этих дачах после войны возникла идея об искусственном водоёме. Дачники помогали формировать береговые посадки, а по-простому - высаживать сосенки и ели. Я уже прошёл дачные постройки, освещая путь фонариком. И вдруг кто-то окликнул меня:
– - Эй, Василь!
Я обернулся. Передо мной стоял бомж. Заросший, весь в морщинах. Но не вонючий.
– - Ты что это здесь?
– - Иду.
– - Ты расстроен, - сказал бомж и грустно улыбнулся . У него была приятная улыбка, и... белые зубы. Я пригляделся внимательнее, но темно, неудобно было светить встреченному в лицо.
– - А вы кто? Мне кажется, я вас где-то видел.
– - Хочешь, ко мне в гости забрести? Я сторож этого садового товарищества.
Я кивнул, позвонил маме и предупредил, что в гостях, что задержусь.
– - Валентин Палыч - представился человек.
– Думал, я бомж?
– - Нет, -- смутился я.
– - Ну пойдём, пойдём.
Сторожка Валентин Палыча стояла около поля. Участок сотки на две с дохлым забором. Но сама сторожка была очень приличная. Пеноблоки. Тут же стояли вёдра из-под краски. Видно, сторожка была отстроена недавно и её штукатурили. В остальном был порядок, лежала поленница под старым рубероидам. Участок освещал фонарь.
– - Тут дачи довоенные, -- сказал Валентин Палыч, мастерски разжигая огонь в кострище.
– У меня-то плитка в дому есть, ты не думай. Но хочется с тобой пообщаться, в недавних репортажах тебя видел. И товарищей твоих. Давай на костре чайник вскипятим.
– - Давайте.
Мне стало жарко. Я снял пуховик. После тренировки я тепло одевался.
Валентин Палыч воткнул рогатины, положил на них арматуру повесил чайник.
– - Так вот, говорю. Дачи довоенные. Тут и санаторий на том берегу... раньше был.
– - Знаю, -- кивнул я.
– - Вот. Я санаторий сначала сторожил, а потом уж на дачи сюда перебрался. А в санатории я в сараюшке обитал. Видел? Помнишь, может?
– - В детстве видел. Мы бегали.
– - Помню-помню. Мимо мчались. Как стрелки... то есть как стрелы. Какое время было. Какие зимы! А теперь? Дожди ледяные, ливни - аномальные...
– - мой собеседник как будто заговаривался, повторялся.
– - А потом, когда турбазу закрыли и санаторий, я уже сюда и попросился. Тогда как раз гастарбайтеры эти... воровать повадились. Видал? Барана опять притащили. Они каждый год привозят баранов. И режут. Нехристи - что с них взять.