Спасательные шлюпки «Глен Карига»

Хоуп Вильям

Боцман отругал его и заставил замолчать. В тот же самый момент опять раздался этот не то стон, не то дикое всхлипывание, теперь мы слышали его откуда-то справа. Нарастая и становясь всё громче и громче, буквально через секунду, ревело уже за нашими спинами, подобно эху, а начинался рев далеко, где-то в глубине залива. Я опять взобрался на банку, намереваясь на этот раз лучше рассмотреть местность вокруг нас. Только вот берега стали заметно выше, да еще и растительность служила естественным экраном, загораживая обзор, не смотря на то, что я поднялся повыше и мое положение, по идее, должно было дать мне возможность видеть гораздо дальше за кромку берега.

Так вот, немного времени спустя завывание прекратилось и снова воцарилась мертвая тишина. Мы все сидели, затаив дыхание, в ожидании того, что последует дальше, Джордж,

наш самый младший юнга, который сидел рядом со мной, дергает меня за рукав и спрашивает испуганным голосом, не знаю ли я, чтобы это всё могло значить. В ответ я только покачал головой, и хотел сказать, что знаю об этом не больше его, но вместо этого, чтобы его хоть немного успокоить сказал, что это, наверное, ветер так воет. Не поверив мне, он только покачал головой, так как действительно было яснее ясного, тут никаким ветром даже близко не пахло, погода стояла безветренная.

Едва я успел произнести эти слова, как снова раздался этот заунывный вой. Казалось, что он исходит откуда-то издалека, из самого верховья залива, а потом, буквально сразу, мы его уже слышали откуда-то с низу, из внутренней части земли, а потом с островка, что был между нами и морем. Он наполнил собой вечернюю мглу, пропитав воздух скорбным, жалобным стоном, и я заметил, что в этом жутком стенании, в этом плаче отчаяния, звучало что-то до боли человеческое. И такая жуть пробрала нас, что ни один не решался и рта раскрыть, казалось, мы все превратились в слух, застыли и внемлем страданиям потерянных душ. За то время, пока мы, перепуганные до полусмерти, сидели и слушали, солнце закатилось за самый край небосвода и нас окутал полумрак.

Сразу, вслед за этим произошла еще более необычайная вещь; пока ночная тьма сгущалась, странное завывание стихло, в тоже время другой звук словно вырвался откуда-то из внутренней части этой земли, из самого её центра, – раскатистое, низкое рычание. Сначала, как и завывание, оно казалось приглушенным, тем не менее оно очень быстро нарастало, накатываясь на нас со всех сторон волнами, и вскоре вся непроглядная ночная тьма была им полна. Оно становилось всё громче и громче, и вот уже в нем слышалось пронзительное звучание множества труб с характерным насыщенным тембром, которые, казалось, вырывались из дикого рыка. Вслед за этим, оно постепенно начало стихать и превратилось в нескончаемый рокот, в котором мне удалось услышать то, что я могу описать как злобное рычание голодного зверя. Потрясающе! Никакого другого слова, из тех, что я знаю, не способны передать те нотки неутолимого голода, которые в наиболее устрашающей форме доносились до моего слуха. И этот рык, больше чем какие-либо другие из всех необъяснимых и странных звуков, которые мне пришлось услышать за свою жизнь, леденил в моих жилах кровь и заставлял трепетать сердце.

Когда я так сидел весь превратившись в слух, Джордж неожиданно схватил меня за руку и, дрожа от страха, визгливым шепотом сообщил, что кто-то ходит в зарослях между деревьями на левом берегу. Подтверждение этим словам я получил незамедлительно, поскольку собственными ушами уловил шорохи и шелест именно в том самом месте, и они не стихали. А затем, совсем близко к нам, я услышал приглушенные звуки напоминающие урчание, казалось, будто дикий зверь мурлыкая трется о мой локоть. В тот же момент я услышал слова боцмана, он тихо приказал Джошу, старшему юнге, он был за главного на нашей шлюпке, плыть борт о борт с ним, теперь он взял на себя командование над обеими нашими шлюпками. Мы подняли весла и положили наши обе шлюпки в дрейф в середине залива, при этом перепуганные до смерти мы зорко вглядывались в кромешную ночную темень, пытаясть там хоть что-нибудь разглядеть, и старались говорить только шепотом, только у нас это получалось настолько тихо, что с трудом удавалось разбирать слова через непрекращающийся рык.

Тянулись часы, и ничего кроме того, о чем я уже рассказал, более не произошло. Правда, где-то сразу после полуночи деревья напротив нас начали опять колыхаться, словно какой-то зверь, хотя вполне может быть там их было несколько, крадучись подполз и притаился среди них, немного погодя вслед за этим мы услышали всплеск, будто что-то плюхнулось в воду возле берега. Впрочем, звуки эти быстро стихли, и мертвая тишина воцарилась опять.

Так, утомительно долго тянулось время, пока на самом Востоке небо не начало проясняться,

тем самым извещая нас о наступлении нового дня. И по мере того, как нарождался новый день, а свет обретал свою силу, это ненасытное рычание становилось всё тише и тише, уходя вместе с мраком ночи. А потом настал этот долгожданный день, и снова мы услышали горестное стенание, которое не давало нам покоя до самой ночи. Оно то стихало, то снова набирало силу и, приобретая еще более скорбные оттенки, расползалось по необъятной пустоши, окружающей нас, это продолжалось до тех пор, пока солнце не поднялось на несколько градусов выше горизонта, после этого стон начал постепенно становиться тише, долгим унылым эхом достигая наших ушей. В конце концов, всё смолкло, и опять на нас навалилась тишина, придавив своей тяжестью на все часы, пока светило солнце.

Когда день уже был в самом разгаре боцман предложил нам позавтракать тем, что осталось из наших скудных запасов. После этого, первым делом окинув взором берега, чтобы понять, не таят ли они какой-нибудь опасности, мы снова налегли на весла и поплыли вверх по заливу, уповая на то, что сможем добраться до такого уголка этой земли, где жизнь еще не совсем угасла, и где наши ноги ступят на твердую почву. Вопреки тому, что я рассказывал раньше, растительность в том месте, где мы тогда уже находились, стала богаче, а потом, когда мы проплыли дальше, и вовсе расцвела во всем своем буйном великолепии. То есть, получается я был не совсем прав, когда говорил о том, что жизнь здесь полностью вымерла. Теперь, когда я вспоминаю наши приключения, я думаю, что непролазная грязь, которая нам встретилась в первый день пребывания в этих землях, не смотря на то, что была липкой и вязкой, таила в себе огромный потенциал, в ней сохранялись вялые зародыши обильной и разнообразной жизни.

Стоял ясный полдень, кроме того заметна была хоть и не большая, но все-таки какая-то перемена в ландшафте, окружающем нас, при этом и растительный покров подальше от воды стал немного богаче и более сплошным, только с воды берега по-прежнему оставались такими же неподступными, покрытыми всё той же непроходимой липкой грязью. Так что нигде мы не могли пристать, потому что даже если бы мы где-нибудь и высадились, то ничего хорошего нас не ждало.

Всё то время, пока мы плыли, мы постоянно следили то за одним берегом, то за другим, к тому же тем, кто не сидел на веслах, приходилось держать наготове свои охотничьи ножи, поскольку события прошлой ночи не давали никому покоя и мы были очень сильно напуганы. В результате, нам все равно пришлось повернуть свои шлюпки обратно к морю, не говоря еще о том, что и провиант наш был уже совсем на исходе.

2. Корабль в Гавани

Уже вечерело, когда мы плыли по заливу, впадающему в другой более крупный залив, а туда можно было попасть лишь только обогнув берег, находящийся по нашему курсу с левой стороны. Мы собирались пройти мимо, – как уж не раз делали за весь этот день, но наш боцман, чья шлюпка была впереди, вдруг как закричит, что видит какое-то судно, лежащее в дрейфе, немного выше первого изгиба берега. Смотрим, так и есть, мы даже не сразу и поверили в то, что, действительно, торчит прямо перед нашими глазами одна из мачт какого-то корабля, правда, паруса на ней были изорваны в клочья, видимо, их так потрепало, пока его носило по волнам.

Именно в тот момент, когда мы уже начали сходить с ума, чувствуя себя покинутыми и брошенными на краю земли, и с опаской ожидали наступления ночи, в сердцах своих мы ощутили светлое чувство очень похожее на радость. Впрочем, боцман сумел нас сразу охладить, грубо, в свойственной ему манере, заткнув наши рты, он напомнил о том, что мы ничего не знаем о том, кто является хозяином этого судна. В полнейшей тишине он направил свою шлюпку к этому кораблю, в залив, куда мы за ним и последовали, изо всех сил стараясь не издавать ни единого звука и следя за тем, чтобы подгребая веслами не плескать. Действуя таким образом, не спеша, мы подошли к самому рукаву залива, откуда открывался прекрасный вид и можно было беспрепятственно рассмотреть этот корабль, безмятежно качающийся на волнах, немного поодаль. С этого расстояния он совсем не производил впечатления судна с экипажем на своем борту, по этой причине, после недолгих колебаний, мы налегли на весла и прибавив скорость поплыли прямо к нему, стараясь производить как можно меньше шума.