Спасая Куинтона
Шрифт:
Я продолжаю рыдать, потеряв счет времени. Когда я, наконец, поднимаю взгляд вверх, Леа стоит с телефоном. Мне требуется время, чтобы переварить с кем она разговаривает. С моей мамой. Когда я понимаю это, что-то щелкает внутри меня, и я поднимаюсь на ноги. Должно быть, Леа видит что-то в моих глазах, потому что она выбегает из комнаты.
– Леа, повесь трубку!
– кричу я, преследуя ее, осознавая, что возможность помочь Куинтону ускользает все дальше и дальше.
Она запирается в ванной и не открывает дверь, даже когда я стучу так сильно, что она может сломаться.
–
– я плачу, упав на пол.
– Ты не можешь этого сделать! Ты моя подруга.
Она затихает, и через мгновение дверь открывается. Леа стоит передо мной, ее волосы зачесаны назад, глаза мокрые, словно она плакала.
– Я делаю это, потому что я твоя подруга, - она опускается передо мной с телефоном в руке.
– Нова, вся эта миссия по спасению Куинтона уничтожит тебя.
Я качаю головой, раскачиваясь взад и вперед, стоя на коленях на полу.
– Нет, нет.
– Да, - настаивает она, поднимаясь на ноги.
– Начинай собирать вещи. Твоя мама летит, чтобы отвезти нас обратно в Вайоминг.
Моя надежда угасает. Все кончено. В очередной раз я сделала все неправильно.
Мне удается подняться на ноги, а затем я запираюсь в спальне, открывая свой ноутбук и включая видео Лэндона. Я ставлю его на кровать, а потом ложусь, свернувшись в клубок, смотря на экран - смотря, как он уходит на моих глазах.
Куинтон
Я ненавижу себя, но это чувство легче переносить, когда в моей системе есть наркотики, и мозг довольно бессвязно следит за тем, что происходит вокруг. Эта комната всего лишь место и Нэнси - это просто человек, и я просто еще один наркоман-неудачник, трахающий кого-то, а кого - меня не волнует, потому что я хочу еще дозу. И когда я кончаю, я ненавижу себя еще больше. Я пустая оболочка, готовая треснуть, готовая рассыпаться, и я начну весь процесс снова, потому что не могу отказаться и добраться до последнего этапа, где я полностью сдаюсь.
– Я пойду выпью воды, - говорит Нэнси, когда я выскальзываю из нее, ее кожа покрыта капельками влаги.
Киваю, чувствуя себя опустошенным, натягиваю боксеры и джинсы обратно. – Ладно.
– Никуда не уходи, - шутит она, выходя из комнаты.
Я почти смеюсь. Куда, черт возьми, я пойду? У меня нет ни денег, ни наркотиков, ни жилья. У меня нет абсолютно ничего, и я осознаю, что это самое дно. Это моя собственная адская тюрьма, и я заперт в ней.
Боже, я просто хочу, чтобы это все закончилось.
Я тону в своей боли, решив, что, наконец, пришло время сдаться, что я опустился на дно, разорванный на части и оставленный истекать кровью, когда слышу оглушительный крик из гостиной. Я вдруг задаюсь вопросом, что возможно был неправ, и дно было лишь в пределах досягаемости, и мне нужно сделать еще несколько шагов, чтобы достичь его. Я встаю и спешу из комнаты. Как только я вижу Тристана на диване, меня отбрасывает в психическое состояние, в котором я жил сразу после аварии, где мне пришлось болезненно ощущать последствия всего, что я сделал, когда все было настолько сырым
Кожа Тристана белая, словно лист бумаги, губы синие, с пеной у рта, тело сотрясается в конвульсиях. На мгновение я просто смотрю на него, чувствуя, как тяжесть фунт за фунтом опускается на мои плечи.
– Что с ним?
– Нэнси спрашивает, прикрыв рот и глядя на меня со слезами на глазах.
Чувство вины и страх собираются придушить меня, но я борюсь, чтобы продолжать дышать.
– Дай мне телефон!
– кричу я, подбегая к краю дивана.
– Зачем?
– Нэнси плачет, отступая к стене.
– Я вызову скорую помощь, - встаю на колени рядом с Тристаном, мои руки дрожат, пульс отчаянно бьется. Из его рта так много пены, и его грудь едва движется, а тело так сильно трясется.
– Я думаю, что он...
– охуеть, как же тяжело.
– Я думаю... думаю, что он умирает от передоза.
– Слова слетают с моих уст, и реальность накрывает меня большой лавиной. Это моя вина. Я должен был заботиться о нем лучше. Я в долгу перед ним. Но вместо этого я был слишком погружен в собственные проблемы, касающиеся Новы.
– Твою мать!
– Я не должен был встречаться с ней сегодня.
Сожаление.
Раскаяние.
Вина.
Я чувствовал все это раньше, и чувствую снова, как иглы под кожей пробивают себе путь на поверхность. Все разваливается, и это моя вина.
Следующие несколько минут, как в замедленной съемке. Нэнси дает свой сотовый телефон, и я вызываю скорую. Она говорит, чтобы я ждал снаружи, что у нее слишком много наркотиков в доме. Огрызаюсь, твердя, что она гребаный параноик, но она психует, поэтому я несу Тристана наружу, пока он борется за жизнь, пока его кожа становится бледнее и бледнее, а губы ярче. Останавливаюсь, когда мы доходим до парковки, и к тому времени, когда я опускаю его вниз, его грудь перестает подниматься и опадать.
Я чувствую, как разрываюсь на части, когда нажимаю на грудь и делаю ему искусственное дыхание, пытаясь дышать для него, жить для него, не дать ему уйти, как позволил остальным.
Еще один вдох.
Еще один.
Но это не работает - он не может дышать самостоятельно. Я чувствую, что умираю вместе с ним, только это не так. Я все еще стою на коленях здесь, на чертовом бетоне, в то время как все продолжают умирать вокруг меня, а я просто сижу и смотрю, неподвижно, неспособный остановить это. Я, блядь, ненавижу это. Мне ненавистно быть здесь. Я так больше не могу. Не могу снова видеть смерть.
– Почему ты продолжаешь делать это со мной?
– взываю я к небу, пока слезы текут по моему лицу. Я не могу больше это терпеть. Не могу.
– Я не хочу жить! Пожалуйста, просто забери меня вместо него!
– Я даже не уверен, верю ли в Бога и его существование, но я клянусь, если он есть, он ненавидит меня.
Слезы текут из моих глаз, и я снова начинаю дышать ради Тристана, отказываясь сдаваться. Сражаясь. Отказываясь принять еще одну смерть.
– Давай же, - прошу я сквозь безнадежные всхлипы.
– Пожалуйста, пожалуйста, просто дыши.