Спасенная берсерком
Шрифт:
— Если будет какая-то опасность, я быстро вернусь. Ты будешь слушать моим приказы.
— Да, сэр.
— Хорошо.
Я наклонился ближе, наполняя легкие ее восхитительным ароматом. В моих штанах запульсировал член, и я издал рычание. «Иди в дом», — послал эту мысль ей в голову, проверяя новую связь между нами. Она, наверное, услышала, потому что юркнула в хижину и захлопнула дверь.
Я задержался, борясь со зверем, ведь так легко было сорвать дверь с петель и взять Хейзел.
Я хлопнул ладонью по стене хижины,
Заставив себя отойти, разделся и превратился в волка. Я поохочусь до темноты и вернусь с охапкой добычи. Ничего так не скажет ей, что я стану хорошей парой, как дар из мертвых кроликов.
Жизнь была проще в шкуре волка.
Несколько часов спустя, довольный результатами своей охоты, я пошел по приятному запаху домой. Женщина, должно быть, подбросила в огонь каких-то трав, потому что дым приятно пах.
Я нашел время помыться в ручье и разделать пойманную дичь. Охота оказалась долгой и успешной. Зверь пока успокоился.
Большая летняя луна освещала мне путь, когда шел через сад к хижине. Я остановился, чтобы взять несколько веточек травы, которые хорошо сочетаются с мясом кролика. После превращения из волка в человека у меня на плечах осталась еще одна большая белая шкура. Еще один подарок для Хейзел. Волку нравилось, что она просыпается в окружении его запаха.
Она встретила меня в дверях с раскрасневшимися щеками, почти сияющими в лунном свете. Я бы упал на колени и поклонился ей, как богине, если бы не держал в руках кроликов.
— Кнут, — выдохнула она. Под цветочным дымом ее запах был слегка окрашен страхом.
Мои инстинкты вернулись к жизни.
— Что случилось? Где опасность?
— Нет никакой опасности, — покачала она головой, но ее била дрожь. Я подошел, чтобы взять ее на руки и поругать за то, что не может согреться, но она резко отпрянула. — Не прикасайся ко мне.
— Почему? Все в порядке?
— Ничего особенного. Просто моя… болезнь. Она приходит и уходит вместе с луной, — она сложила руки перед собой и умоляюще посмотрела на меня. — Ты должен отвезти меня обратно в аббатство.
Хэйзел
Нахмурившись, Кнут втолкнул меня внутрь хижины. Он положил на стол ужасную связку обезглавленной дичи.
Когда снова повернулся ко мне, заметила, что он стоит между мной и дверью. Хотя это не имело значения; я не могла ни бороться с ним, ни убежать, но мне нужно заставить его увидеть.
Лихорадка начиналась, как только всходила луна. Она приходила ко мне каждое полнолуние, но что-то, возможно, время, проведенное в объятиях воина, заставило ее прийти раньше.
Кнут навис надо мной.
— Расскажи мне об этой болезни.
— Это проклятие, очень похожее на твое. Он настигло нас… нескольких моих
— Как долго это длится?
— Несколько дней. Монах в аббатстве запирал женщин, у которых начиналась течка. Я засыпала под звуки их стонов и криков, словно в них вселился демон.
— Он не запирал тебя?
Я отрицательно покачала головой.
— Я скрывала от него. Но сегодня стало хуже, гораздо хуже. У меня все болит. Я почти… потрогала себя между ног.
Он помолчал.
— Ты хотела потрогать себя?
— Да.
— Но не сделала этого? — его голос стал гортаннее.
Я опять отрицательно покачала головой.
— Почему?
— Что?
— Почему ты не дотронулась?
— Потому что это порочно, — прошептала я. — Это проклятие луны. Я не должна сдаваться. Ты обязан мне помочь. — Каждая секунда приближала меня к тому, чтобы потерять контроль и наброситься на него, как собака во время течки. Стыд обжег мои щеки. — Пожалуйста, помоги мне.
— Я помогу.
— Ты отведешь меня обратно?
Его глаза вспыхнули ярко-желтым светом.
— Нет, Хейзел. Я никогда не позволю тебе уйти.
— Тогда как?..
Он приложил палец к моим губам.
— Молчи. Я твоя пара и дам тебе то, что нужно. Доверься мне.
— Я не хочу потерять контроль.
— Тогда отдайся мне. Я уберегу тебя от беды.
Я вцепилась в его предплечья.
— Ты должен связать меня. Я стану стонать и умолять, но ты не отпускай меня. Пожалуйста.
— Хорошо, — сказал он хриплым голосом.
Он привязал меня к крепкому стулу с помощью найденных им лоскутов мягкой кожи.
— Веревка держит лучше, — сказала я ему.
— Нет, малышка. Я не позволю ничему натирать твою нежную кожу. — Его прикосновение пронзило меня огнем.
Почти в муках от болезни я не стала спорить.
Я расслабилась только тогда, когда полностью оказалась связанной. Он посадил меня поближе к огню в лучах лунного света.
— Ты очень красивая, — сказал он мне и коснулся пальцами моих губ, и я вздохнула, чуть не плача от облегчения. Ему позволялось прикасаться ко мне, и я откликалась, не боясь опозориться.
— Спасибо.
Он как-то странно посмотрел на меня, насадил дичь на вертел и принялся жарить. Когда все было готово, вернулся с миской мяса и ножом.
— Ты поешь, — приказал он, отрезая кусочки, чтобы положить их мне в рот.
Когда он склонился надо мной, по моей обнаженной коже побежали мурашки.
— Замерзла, малышка?
— Нет, — под тонкой рубашкой моя грудь раскраснелась. Пот струился по груди. — Все в порядке, — я заставила себя улыбнуться.
Кнут не выглядел счастливым, но все же продолжал выполнять свою задачу — кормить меня.