Спасенный любовью
Шрифт:
Спасибо, что выслушала меня. Я почти слышу, как ты говоришь в своей рассудительной манере: «Ты сделал то, что сделал. И покончим с этим».
Мне бы хотелось услышать это из твоих уст, дорогая. Но не волнуйся, я не примчусь в Гленарден, чтобы упасть к твоим ногам. Ты тоже заслуживаешь мира и покоя.
Да хранит тебя Бог».
До Харта донесся какой-то шорох. Повернув голову, он увидел в дверном проеме Элинор —
Глава 11
— Ты должна была это сжечь, — сказал герцог.
Элинор закрыла дверь и подошла к столу.
— Я почему-то не смогла. — Она даже не стала спрашивать, о каком письме шла речь.
— Почему?
— Не знаю, Харт. Вероятно, потому, что ты доверил эту тайну только мне одной.
— Да, верно, — кивнул Харт. — Только тебе.
Герцог закрыл альбом и встал. Сделав шаг к Элинор, он взял ее лицо в ладони и наклонился, чтобы поцеловать.
Харт даже не задумывался о том, зачем она поднялась наверх, и не знал, ждала ли ее внизу Изабелла. Важно было лишь то, что Элинор находилась с ним и что он ощущал тепло женщины, знавшей его самую страшную тайну. Да, она все знала, но не выдала его.
И сейчас, обнимая ее, Харт снова почувствовал себя сильным. Он покрывал ее лицо легкими поцелуями, стараясь перецеловать все веснушки до единой.
— Эл…
— Ш-ш-ш… — Она положила голову ему на плечо. — Ничего не говори. Сейчас ничего не нужно говорить, Харт.
Харт прижался губами к ее виску, потом прошептал:
— Ты вклеила фотографии в альбом. Составила книгу обо мне… Зачем?
Она подняла голову, встретив его взгляд, и ее щеки вспыхнули.
— Видишь ли, Харт, я…
Он с удовольствием наблюдал, как Элинор пыталась найти ответ на его вопрос. Наконец, еще гуще покраснев, она шепотом произнесла:
— Твоя внешность, Харт, радует глаз.
Он едва удержался от смеха, но все же ухмыльнулся.
А Элинор внезапно нахмурилась и дотронулась до царапины на его лице, оставленной каменной шрапнелью.
— Что с тобой случилось? — спросила она.
— Ничего существенного. Не уклоняйся от ответа, Эл.
Она снова провела пальцами по его щеке и пробормотала:
— Даже с такими отметинами ты очень красивый мужчина. И ты должен знать об этом.
Многие женщины говорили ему то же самое, но Харт не позволял себе упиваться их похвалами. Ведь богатство и положение в обществе могли приукрасить истинное положение вещей, даже безобразное сделав прекрасным.
— Я не хочу, чтобы ты хранила фотографии, сделанные миссис Палмер, — сказал он наконец. — Сожги их, Эл.
— Харт, не будь глупцом. Они ведь прекрасные. Кроме того… Если ты когда-нибудь очень сильно разозлишь меня, я смогу продать их за хорошие деньги.
Харт перестал улыбаться.
— Ты
Она сделала вид, что задумалась.
— Да, возможно. Если ты будешь запрещать мне осматривать кое-какие места. И если станешь мешать мне делать то, что я хочу.
Харт снова улыбнулся.
— А ты, Эл, действительно смелая дама. Ты нисколько не изменилась с тех пор, как заманила меня в тот лодочный сарай.
— Заманила?.. Мне кажется, я занималась там своим делом. А вот ты… Ты подкараулил меня.
— Это спор, который может длиться столетьями. Впрочем, не важно. — Харт взял со стола альбом. — Я сожгу его целиком.
— Только посмей! — Элинор рванулась за книгой, но Харт ловко от нее увернулся и направился к угольной печке.
Элинор бросилась за ним и вцепилась в альбом. Герцог сделал вид, что пытается вырвать у нее фолиант, и она с силой дернула за книгу. Харт же внезапно отпустил ее, и Элинор упала бы, если бы он тотчас же не подхватил ее и не усадил на кровать.
Харт уселся с ней рядом и весело рассмеялся, укладывая ее на спину. Элинор тоже засмеялась, но тут же нахмурилась.
— О, чертов турнюр, — пробормотала она.
Харт тотчас перевернулся вместе с ней, так что теперь она оказалась сверху. Турнюр со скрипом выпрямился — как корабль в штормовую погоду.
Элинор же смотрела на Харта, на этого смеющегося пленительного горца, и чувствовала, что снова в него влюбляется. Согнув ноги в коленях, она поболтала в воздухе ботинками и пробормотала:
— Я должна встать. Моя гувернантка научила меня никогда не ложиться в постель обутой.
Харт с ухмылкой ответил:
— А я научу тебя ложиться в постель в одних ботинках.
— В одних?.. Но это было бы… бесстыдством.
— Да, конечно. Но в этом-то все и дело!
Элинор постучала пальцем по кончику его носа.
— Харт, должна признаться: когда я с тобой, то неизменно теряю стыд.
— Вот и хорошо.
— Должно быть, я очень скверная женщина, раз позволяю тебе такие вольности.
Он широко улыбнулся, и его глаза наполнились светом.
— Эл, твоей невинностью полнятся небеса.
— Да уж… — Она шутливо нахмурилась. — Не забывай, что я выросла с отцом, который не считал зазорным обсуждать за супом привычные способы воспроизводства всех живых существ — включая человека.
— Твоя мать, должно быть, была очень терпеливой женщиной.
— Моя мать любила его до безумия.
Элинор погрустнела, что всегда с ней происходило, когда она вспоминала мать. Та умерла, когда Элинор было всего восемь лет.
Харт же невольно вздохнул.
— Я всегда тебе в этом завидовал, Эл. Твои отец и мать по-настоящему любили друг друга. Ты провела детство в счастливом доме.
— Да, дом у нас был счастливый, — согласилась Элинор. — А потом стал печальным.
— Я знаю, Эл.